— Нет. Старшине Петухову, можно сказать, повезло. Он со своим взводом остался на базе. Его отправили на поиски пропавших журналистов несколько дней спустя. Десантники прочесывали джунгли в окрестностях базы и нашли то, что осталось от мобильной бригады. Меня. Вот такая… несправедливость. — Корделия виновато развела руками. — Все, кто хотел жить, бороться, добиваться, побеждать, делать карьеру — погибли, а я, балласт, которая ни жить, ни бороться, а уж тем более побеждать в планах не имела, вышла к «Иблису». Старшина первым меня увидел, потребовал назвать имя. Должно быть, мой тогдашний облик вызвал у него… недоумение. Существо, подпадающее под определение гуманоид, но никак не человек. Самая правдоподобная версия - перед ним террористка-смертница. Не удивлюсь, что Станислав Федотович каждую секунду ожидал, что я начну лозунгами обличать кровавый режим, а затем активирую детонатор и взорвусь. Держал плазмомет наизготовку, едва не тыча мне дулом в нос. Не очень вежливо, но его можно понять. Смертники с поясом взрывчатки не раз приходили на базу. И женщины, и даже дети. Приходили под видом беженцев или чудом уцелевших заложников. Так что я вполне подпадала под типаж. Он несколько раз спрашивал мое имя. Я долго не могла понять, чего он от меня, собственно, добивается. Надышалась болотными испарениями и кто-то ядовитый меня укусил, плохо соображала. Потом нашла свое журналистское удостоверение. Меня тогда звали Кора Эскот, по фамилии матери. А Кора — уменьшительное от Корделии. В юности полное имя казалось мне слишком претенциозным. Изгнанная дочь короля. Единственная, кто его любил, единственная, кто осталась ему верной. И что самое смешное, единственная, кто оказался генетически подтвержденной.
Корделия печально усмехнулась.
— Вот так мы и познакомились. Он спросил, не осталось ли других выживших. Я ответила, что нет. Во всяком случае, я никого не встретила, кроме оголодавших зверушек. До сих пор удивляюсь, почему они меня не съели. Вероятно, вид был крайне неаппетитный. А потом он проводил меня до КПП и сдал на руки медикам. Потом мы с ним мельком виделись у кабинета особиста. Он входил, я выходила. Он меня не узнал. Я его тоже. Личность в полном десантном снаряжении лишается львиной доли своей индивидуальности. Мне потом сказали, что это был именно тот старшина, который меня нашел. Но я тут же забыла. Не до того мне было.
— Вы потом еще возвращались на Шебу?
— Да, возвращалась. И не стажером. Я уже сама возглавляла мобильную группу. Это было поощрение за то, что сохранила все отснятые бригадой материалы. Но на «Иблис» я не возвращалась. Самые ожесточенные бои шли за город-маточник и в окрестностях перевала Хаб. Пришлось даже пострелять. Потом я нашла себе приключение на Лире, а дальше… Дальше почитайте в инфранете.
— Я уверена, что Станислав Федотыч вспомнит, — сказала Кира. — Он, правда, не любит говорить о войне, о службе, только по необходимости, но помнит, я уверена, он все помнит. А этот эпизод тем более! Женщина, одна, в джунглях!
— Вы думаете? В его насыщенной военной биографии есть немало ярких событий, которые мое участие явно затмевают. Вот хотя бы штурм Маяка. Но если вспомнит… Я против ничего не имею.
Решений, которые Корделия подвергала корректировке или отменяла, было немного. Хватило бы пальцев на одной руке, чтобы их пересчитать. Решение спрятать Мартина на «Космическом Мозгоеде» грозило стать одним из тех, которое задействует вторую руку.
На первый взгляд, решение выглядело обоснованным. Одиночество и отсутствие привязанностей имеют неоспоримое преимущество — полная свобода действий. Нет необходимости оглядываться или просчитывать трассу с учетом станций «гашения». Можно двигаться только вперед, к цели, участвовать в самых рискованных маневрах и побеждать. В этой автономности был главный секрет Корделии Трастамара — она не боялась. Потому что у нее не было никого и ничего, чем бы она не могла пожертвовать в течении тридцати секунд. Пролившийся из опрокинутого иллюминатора космический холод раз и навсегда обесценил все привычные атрибуты.
Да, она получила наследство. Да, она довольно успешно управляла холдингом. Да, ей удавались большинство из задуманных ею финансовых комбинаций. Но она никогда по-настоящему всем этим не дорожила. Это было всего лишь доверенное ее попечению имущество. Суррогат истинного смысла. Кто доверил? Или что? Не так уж и важно. Она работает энергичным и даже увлеченным смотрителем этого имущества. Когда придет время, она передаст это имущество своему преемнику, кем бы он ни был. Она может потерять часть этого имущества, может даже растратить. Правилами это допускается. Но через какое-то время она все же выплатит кредит и покроет недостачу. А ничего особо ценного у нее и нет. Все ценное, прошитое в сердце кровавой нитью, она потеряла, и с тех пор она всего лишь сотрудник по контракту и лишиться своей работы не боится.