Этот ее контракт на имущество вовсе не означал, что и окружающих ее людей она так же рассматривала как дополнительный параграф к соглашению. Корделия выбирала себе в соратники людей той же эмоциональной отстраненности, тех, кто, подобно ей, пережил смерть близких, крушение надежд, утрату смысла, тех, кто падал и поднимался, умел терять и начинать все сначала.
Заблуждением было бы считать, что все до единого сотрудники холдинга принадлежали к этой категории. Конечно нет. У большинства были семьи, дети, престарелые родители, кредиты, дом и новый флайер. Было бы несправедливо подвергать их будущее рискам. Поэтому от своего юридического отдела Корделия потребовала внести в контракты такие пункты, при задействовании которых сотрудник выходил бы из форс-мажорных обстоятельств с наименьшими потерями.
Это очень по-человечески — бояться. Бояться потерять своих близких, потерять свое имущество, потерять свое здоровье. Теперь и Корделия оказалась в этом большинстве. Она боялась. Ей было кого терять. Прореха в доспехах, привязанность, веревочка, за которую можно потянуть и задушить. У нее есть Мартин. Если кому-то придет в голову шантажировать ее Мартином, последствия будут ужасны. Для всех.
Несколько лет назад ее уже пытались шантажировать. Угрожали взять в заложники ее мать, Катрин Эскот. Корделия не общалась с этой достойной дамой много лет, с того дня, когда мать приехала к ней в госпиталь на Селене, где разместили выживших с «Посейдона». Эскот-старшая явилась, вероятно, с самыми благими намерениями, несмотря на то, что теплые отношения их не связывали, но Корделия ее не узнала. Нет, информация из хранилищ памяти поступала исправно, но дочь встретила мать полным безучастием. Окинула ее взглядом и вдруг в ответ на утешения произнесла: «То, что во мне, правдивей, чем игра, а это все наряд и мишура»*. И Катрин, оскорбленная, удалилась.
С тех пор она жила на Аркадии и при необходимости обменивалась с Корделией текстовыми сообщениями. Эскот-старшая три раза выходила замуж, и каждый ее последующий муж был младше предыдущего. Перед очередным замужеством Корделия получала счета из клиники пластической хирургии. Когда на терминал поступило сообщение «переведите требуемую сумму на такой-то счет, иначе ваша мать будет похищена», Корделия восприняла это как неудачную шутку. Не задумываясь, она ответила, что, если похищение состоится, то шантажистам придется доплатить не менее двухсот тысяч, чтобы Корделия согласилась забрать похищенную обратно. Позже выяснилось, что неудачливым шантажистом оказался второй, уже попавший в отставку, муж матери, молодой актер.
— Вот дурак, — сказала Корделия своему начальнику СБ, — лучше бы просто денег попросил. У него было бы больше шансов.
С тех пор ее шантажировать не пытались. Вероятно, более опытные мошенники тщательно изучали историю их семейных отношений.
Мартин не имел с ней ни одного общего гена. Он даже не был человеком. Он был киборгом. Малоинтересная добыча, но его ценность была известна как раз тем людям, с кем Корделия затеяла противостояние. Она чувствовала, как подспудный страх подтачивает ее, ослабляет. Она даже сомневалась в содеянном.
Зачем было ввязываться в авантюру с «DEX-company»? С этой покупкой акций она влезла в очень серьезные игры, затронула сферы наиболее влиятельные в Федерации. Зачем? Разве она не смогла бы найти Мартину убежища? Разве у нее не хватило бы средств, чтобы увезти его как можно дальше? Да и на Геральдику Бозгурд, будь он жив, не посмел бы вториично сунуться. И «DEX-company», возможно, обанкротилась бы без ее помощи. Брат Волкова, Анатолий, не производил впечатления умного и расчетливого бизнесмена. И какое дело Корделии до других разумных киборгов? До утопических идей этой экзальтированной девицы Киры Тиммонс, затеявшей войну с ветряными мельницами? У Корделии есть свой разумный киборг, и одного ей вполне достаточно. Так нет же, влезла! По самые уши. Барахтайся теперь.
Корделия встала из-за терминала и кивнула Кире.
— Я пойду пройдусь и закажу что-нибудь поесть. Если есть необходимость сделать межпланетный звонок, можете воспользоваться моим стационарным видеофоном.
В действительности Корделия намеревалась позвонить Мартину. Он более шести часов в квартире один. Сам вызвался побыть добровольным узником, чтобы не стеснять хозяйку своим присутствием. Сослался на свою стойкую неприязнь к людям. Но причина, как подозревала Корделия, была в другом. Мартин дважды сопровождал ее в штаб-квартиру, с интересом наблюдал за перемещениями сотрудников и даже прогулялся по этажам без сопровождения. А тут вдруг — нет, люди, боюсь.
Корделия набрала на видеофоне домашний номер. Мартин не отвечал. Она активировала комм и вызвала панель с данными. Мартин по-прежнему сидел на вай-фай «поводке». Локация, уровень глюкозы, пульс, давление. Все в норме. Он дома. Только уровень энергии низковат. Со вчерашнего дня не ест. Вот же вредина.
Наконец видеофон ответил. На Корделию взглянул мрачный взъерошенный Мартин.
— Что это за вид? — строго спросила Корделия. — Сижу за решеткой в темнице сырой?