Зависть: теория социального поведения

В английском языке немецкому слову Glück соответствуют два слова: «счастье» (happiness) и «удача» (luck). Однако если счастье, это состояние психического равновесия и завершенности, в конечном счете зависит от самого индивида, то везение и невезение совершенно не зависят от трудолюбия, прозорливости или вмешательства человека. Вполне возможно завидовать безмятежности и счастью другого, потому что понятно, что они очень сильно зависят от его усилий и поведения, но по определению практически невозможно завидовать везению другого. Таким образом, английский язык, используя эти выражения, несколько уменьшает место зависти в человеческих отношениях.

Добившись блестящего успеха, что делает его потенциальным объектом зависти, спортсмен, школьник или бизнесмен просто пожмет плечами и скажет: «Наверное, мне просто повезло». Так он пытается обезоружить возможную зависть, хотя обычно и бессознательно. На самом деле английское слово luck происходит от средневерхненемецкого gelücke, которое в вышеуказанном значении имеет следующее определение: не имеющая цели, непредсказуемая и неуправляемая сила, которая тасует события либо благоприятно, либо неблагоприятно для индивида, группы или той или другой стороны. Или: случайное сочетание факторов, которое приводит к благоприятным или неблагоприятным для человека последствиям.

Слово «счастье», с другой стороны, первоначально значило нечто, гораздо больше похожее на «везение», иначе говоря, состояние, вызванное случайными событиями или происшествиями. Постепенно, однако, «счастье» стало приобретать совершенно другое значение: благополучие, порождающее удовлетворение, которым, в силу его природы, способны наслаждаться все одновременно. Иеремия Бентам в своей формуле «возможно большая сумма счастья для возможно большего числа людей» мог употребить это слово только в этом смысле. Если бы для него «счастье» означало «удачу», то это требование было бы абсурдным, поскольку отдельному человеку может выпасть «удача», только если она распределена в мире неравным образом и в то же время является чем-то редким. Конечно, сколько угодно людей в каком-нибудь обществе могут быть счастливыми, потому что это зависит в основном от них самих. Но они не могут одновременно «сорвать куш» или все сразу пользоваться благосклонностью судьбы. Это было бы невозможно с пространственно-временной точки зрения. Однако современные социальные философы превратили эту терминологическую путаницу в опасный принцип с помощью убеждения, что равенство возможностей, о котором они постоянно говорят, приведет к равенству счастья. Верно ровно противоположное.

Удовлетворение

Индивид может эмоционально примириться со своей личной участью или с участью своих детей потому, что в каждом реальном обществе, в противоположность утопическому, он по большому счету осознает или, по крайней мере, может убедить себя и других людей, что причина, по которой ему не удалось добиться чего-либо, чего добились другие в похожих внешне обстоятельствах, состоит в том, что равенства по отношению к удаче не существует. Ни одно общество не может предложить своим гражданам систему лотереи, покрывающей все жизненные ситуации и все цели. Кстати, интересно, что даже в тех обществах, где зависть безраздельно царит в налоговом законодательстве, как в Англии, тотализатор, где каждый, поставивший несколько пенни, имеет шанс, хоть и чрезвычайно малый, выиграть тысячи не подлежащих налогообложению фунтов, считается «политически приемлемым».

Отсутствие в немецком языке двух терминов для «удачи» и «счастья» и необходимость использовать вместо них одно слово Glück порождает значительные трудности, как показывает анализ Николая Гартмана в «Этике моральных феноменов ценности».

«Сущность «счастья» – дразнить и дурачить человека всю жизнь, завлекать, обольщать и в конце концов оставлять с пустыми руками». Здесь на самом деле имеется в виду «удача». Далее Гартман продолжает: «Счастье не зависит от одних только конкретных жизненных благ, которые его сулят. Оно, наряду с этим, или, скорее, в первую очередь, связано с внутренней предпосылкой, с предрасположенностью самого человека, с его способностью к счастью. Однако эта способность… слабее всего…там, где его страстно желали и стремились к нему»[388]. Однако то, что имеется в виду здесь, – это счастье, а не удача.