Зависть: теория социального поведения

Это позволяет нам довести эту мысль до логического завершения. Сначала – может быть, до того, как какой-нибудь эгалитарист начал изобретать планы улучшения мира, – удача означала нечто непредсказуемое и скоротечное, что может быть у одного человека, но не у другого или, по крайней мере, не может быть у обоих одновременно. Удовлетворение гораздо ближе к слову «счастье», но оно постулирует отсутствие жажды удачи или стремления к ней. К концу XIX в. удовлетворение вышло из моды, и его проповедь считалась проявлением реакционности. Каждый человек должен был быть счастливым, и это счастье должно было полностью обеспечивать и гарантировать государство. Но они не смогли понять того, что в государстве всеобщего благосостояния, где каждый получает все, в чем он нуждается, и должен вносить лишь тот вклад, который ему по силам, не может и не должно быть удачи и неудачи. Но и счастье, т. е. удовлетворение, в таком обществе не могло бы существовать, потому что его условием является признание того, что не все одновременно могут быть удачливы.

Равенство возможностей

Абсолютное равенство возможностей, присущее азартной игре, в которой, как все игроки знают с самого начала, выиграть могут только единицы, не имеет ничего общего с возможно бóльшим счастьем для возможно бóльшего числа людей. Верно, что некоторые завистливые души могут ощутить раздражение, когда кто-то другой выигрывает в лотерею, но то, что такого рода подарки судьбы в Европе (в отличие от США) не облагаются налогами, показывает, что победителям лотерей завидуют очень мало. Причина этого – в настоящем равенстве возможностей и абсолютно случайном способе выбора победителя. Жена не станет пилить мужа за то, что он не купил выигрышный лотерейный билет. Она может упрекнуть его в том, что он поставил не на ту футбольную команду, но даже в этом случае число возможных перестановок и неконтролируемых факторов настолько велико, что никто не может всерьез страдать от комплекса неполноценности из-за постоянных проигрышей.

Совершенно другая ситуация возникает, как только политики и реформаторы начинают рассуждать о равенстве возможностей применительно к сфере деятельности, где имеют значение такие личные качества, как способности, характер, внешность, манера говорить, и многое другое. Это относится даже к таким случаям, когда государство в какой-то из ранних периодов жизни человека предлагает всем равные в техническом и финансовом отношении шансы. Ведь если бы возможности не только были равны на всем протяжении жизни индивида, но, кроме того, все люди были бы равны в том смысле, как предполагают эгалитаристы, то общество было бы подобно такому состязанию в беге, в ходе которого все участники бежали бы одинаково быстро и в одно и то же время добежали бы до узких ворот, через которые одновременно может пройти только один человек.

В обществе, ориентированном на достижения, равенства возможностей не может быть, максимум, что в нем возможно, – это достаточные возможности для разных типов людей: личность и возможности должны дополнять друг друга, однако результатом такой системы является стратифицированное в социально-экономическом отношении общество, где четко различимы классы или статусные группы, профессии и авторитеты. Это создаст поводы для зависти, но в долгосрочной перспективе для общественного здоровья честнее и полезнее признать это, чем вести себя так, как если бы равенство возможностей было достижимо на практике.

Современные эгалитаристы, эти профессиональные инженеры человеческой зависти, в результате неправильного понимания термина «равенство возможностей» оказываются в тисках образовательной дилеммы, из которых им не удастся освободиться, пока мы продолжаем жить в обществе, основанном на разделении труда.

Есть два способа построения общества с господством чувства равенства, которые предлагают эгалитаристы: