Зависть: теория социального поведения

Как в христианском мире, где все разделяли одну и ту же веру, каждый, вне зависимости от его мирского статуса и положения, мог считать себя связанным с ближним своим и примиренным с ним посредством трансцендентального Бога и, более того, он даже не мог завидовать ему, поскольку это означало бы подвергнуть сомнению Божию премудрость, так в XX в. интеллектуал-агностик ищет новое божество, которое обещает ту же защиту от зависти соседа (часто лишь воображаемой), что и христианский Бог, и ту же свободу от пожирающего чувства вины, порожденного его личным превосходством над другими. Такое суррогатное божество – это прогрессистская идеология или, точнее, утопическое общество полного равенства. Эта утопия может никогда не осуществиться, но даже когда человек просто притворяется, что он ее сторонник, это помогает ему нести бремя неравенства.

Примерно в середине нашего века удивительная нерешительность и слабость по отношению к завистникам стали проявляться у значительно большего числа людей, чем до тех пор. Сегодня мало кто заботится о том, чтобы объективно решать, легитимна или нет ситуация, вызывающая зависть. Сейчас достаточно простого выражения зависти: в политическом выступлении, в карикатуре, в сатирической песенке и т. п., – чтобы убедить таких людей, что существует объективное нарушение справедливости. Соблазнительно рассматривать это как форму регресса. У примитивных народов, а также и в наши дни у многих простых аграрных общин воздействие «дурного глаза» завистливого человека на объект его зависти, как представляется, происходит на более низком личностном уровне, чем уровень чистого функционирования разума. Описано много подтвержденных случаев, когда известия о проклятии завистника было достаточно для того, чтобы вызвать симптомы болезни у человека, против которого оно было направлено. Необходимым условием прогресса цивилизации в целом была способность достаточного числа людей освободиться от этого страха. Этому процессу способствовали некоторые религиозные доктрины, а также укорененные в культуре светские представления, например концепт удачи.

Сегодня многие люди в западных индустриальных обществах, по-видимому, так же склонны к страху перед завистью, как и представители примитивных обществ. Использование магических средств против сглаза встречается редко, за исключением сельских общин и некоторых меньшинств; вместо этого мы встречаемся с недостаточно разумной реакцией, которая в свете идеи равенства воспринимает как оправданные все виды зависти.

Вероятно, современный завистник, ища социального одобрения, пользуется неуверенностью и чрезмерной чувствительностью многих своих современников, которые, в свою очередь, несут ответственность за всеобщую склонность к предрассудкам. Говоря проще, тот, кто не может идентифицироваться с завистливым человеком и его требованиями, чересчур полагается на свое везение.

Социальная совесть эгалитарной личности

Социальная совесть и чувство вины за то, что он может вызывать зависть, пробуждаются в душе эгалитариста тогда, когда он обнаруживает, что начинает получать доход, достаточно большой для того, чтобы возвыситься не только над работниками физического труда, но и над многими другими интеллектуалами.

Автобиографические заметки двух авторов, Беатрисы Вебб и Симоны де Бовуар (и та и другая придерживались левых политических взглядов), демонстрируют тот тип интеллектуальных и эмоциональных структур, который позволяет эгалитарной личности восстановить равновесие.

В своих дневниках Беатриса Вебб пересказывает бурные дискуссии внутри лейбористской партии перед Второй мировой войной, когда партия была на грани прихода к власти и ее лидеров ждали министерские зарплаты. Существовало требование к лейбористскому правительству: снизить все зарплаты министров до 1 тыс. фунтов в год. Хотя миссис Вебб была в состоянии понять, что обычному члену лейбористской партии зарплата в 5 тыс. фунтов показалась бы огромной, она с ловкостью, не уступающей ловкости какого-нибудь капиталиста – председателя совета директоров, доказывает: после вычета подоходного налога и необходимых расходов весьма высока вероятность, что министр-лейборист окажется в убытке. Она полагает, что следует оценивать справедливое вознаграждение человека, рассматривая его карьеру в целом, а не только годы его успеха, и упоминает о тех финансовых жертвах, на которые шли многие лидеры лейбористов до того момента, как они стали министрами с соответствующими зарплатами; она даже приводит в качестве аргумента то, что министра, после того как он уйдет в отставку, ждут большие трудности в том, что касается продолжения его карьеры, прерванной из-за его назначения министром.

И здесь Беатриса Вебб вынуждена рассмотреть моральную ситуацию тех членов лейбористского правительства, у кого уже есть гарантированные доходы, которые они продолжили бы получать, заняв министерские посты.