Иными словами, индивидуальная сфера действий существа, переросшего уровень инстинктов, должна быть ограничена снова, чтобы позволить нормально функционировать более крупной социальной группе. Ни один мотив из тех, которые мы смогли обнаружить, не обеспечивает конформность в большей степени, чем страх вызвать у других зависть и связанные с этим санкции. Следовательно, существование крупных социальных групп с разделением труда между их членами стало возможно в той степени, в какой люди, исходя из предполагаемой зависти других, выработали способность к взаимному контролю. Исключительно долгий биологически обусловленный период (продолжительностью по крайней мере 10 лет), в ходе которого в рамках группы, состоящей из братьев и сестер, формируется характер человека, послужил причиной того, что такой социальный учет зависти стал одной из определяющих составных частей личности.
Можно представить себе, что те небольшие группы и семьи, членам которых
Следовательно, человек стал настоящим человеком, потому что он – завистливое существо и в силу своей способности к зависти. Сегодня еще существует несколько очень простых, примитивных народов, живущих группами крайне примитивного характера, которые остались примерно на этой стадии. Возможно, образцовым примером группы, где, несмотря на то что зависть других может оказывать большое влияние на поведение отдельного человека, он пока не в состоянии сделать шаг вперед, является племя индейцев сирионо. Это живущее в Боливии племя, которое исследовал А. Холмберг 25 лет назад, состоит из групп примерно по 20 человек. Из страха перед завистью других эти люди, за редким исключением, едят только тогда, когда полагают, что на них никто не смотрит: обычно по ночам и в одиночестве. Однако в их случае взаимная зависть не создала социальной системы контроля, которая позволила бы группе или нескольким группам действовать совместно[531]
.Не слишком многое достигается и созданием более крупных стабильных групп, насчитывающих, скажем, от 50 до 500 членов. В зависимости от окружающей среды они, разумеется, достигнут больше, чем автономные группки по 10–20 человек, но для того чтобы они стали ядром или отправным пунктом для создания более развитых культурных структур, эти группы должны сформировать и институционализировать другого рода активность – ограничивающую повсеместный социальный контроль, возникший вследствие взаимной зависти. Дифференцированная культура, четкое разделение труда, политическая структура, экономический рост и разнообразие профессий могут возникнуть внутри группы, только если индивидуальные инновации, а также разные доходы и разный уровень богатства индивидов снова оказались возможными с точки зрения социального контекста, по крайней мере, на какое-то время. Должна существовать терпимость к некоторому уровню неравенства, возникающему в результате непредвиденных индивидуальных отклонений от групповой нормы. Следовательно, культура, скрепляющая группу – которую на этом этапе уже можно называть обществом, – должна достичь состояния равновесия, когда, с одной стороны, допускается достаточно зависти – включая учет фактора чужой зависти, – чтобы обеспечить функционирование социального контроля, необходимого для существования политии, а с другой – зависть к некоторым личным успехам и достижениям должна быть подавлена и объявлена вне закона, чтобы оставить достаточно места для тех инноваций, от которых зависит, сможет ли группа адаптироваться к окружающей среде.
Соответственно наша вторая посылка такова. Человек, будучи завистливым по природе, может стать подлинным культурным творцом, только если внутри группы завистники в значительной степени обезоружены с помощью некоторых концептов, к примеру посредством религиозных представлений, в результате рационализации неравенства фортуны (идея удачи) или путем создания политическими средствами резерваций для тех, кто выбивается из общего ряда.