Зависть: теория социального поведения

Каждого, кому не удается скрыть свою зависть от соплеменников, почти всегда подозревают в колдовстве и часто устраняют. В отличие от некоторых социально-философских доктрин, появившихся в конце XVIII в., человеческие общества никогда не признавали зависть в качестве позитивной ценности, но лишь сформировали специфическое или общее избегающее зависти поведение – именно в силу того, что завистливые люди считались злобными. Крайне завистливый человек всегда принадлежал к меньшинству. Только в марксизме, с его абстрактным и возвышенным концептом пролетариата, обездоленных и эксплуатируемых, полностью легитимируется позиция неутолимой зависти. И даже это возможно только из-за подразумеваемого обещания, что в результате революции, для которой необходима мобилизация зависти масс, возникнет лишенный зависти бесклассовый рай равенства. Было бы абсурдом стремиться придать зависти какой-то иной статус постоянного института по сравнению с тем, которого она, без какой-либо официальной санкции, уже достигла в любом обществе.

Культурный этос, т. е. те светские и религиозные представления, которые управляют повседневной жизнью, в принципе основан на взглядах, порицающих эксцессы завистников. То, что человек за прошедшие тысячелетия смог сделать с собой и со средой, само по себе является достаточным доказательством его острой потребности представлять себе мир открытых для индивида возможностей. Жизнь, в которой я могу увидеть множество возможностей для себя, оставляет мало места для принципа зависти.

Из постоянного конфликта между колдунами и их жертвами, свидетельства которого в избытке предоставляет этнографическая литература, следует, что почти всегда и везде должны встречаться люди, которые, даже в борьбе с миром, полным опасных завистников, настаивают на своих личных представлениях о будущем и на улучшении того, что их окружает. Первый и единственный обладатель швейной машины или велосипеда в какой-нибудь африканской деревне знает, что его ждет, но все же менее отваживается сделать «шаг вперед».

Тем не менее путь неравенства менее тяжел для человека, живущего в сообществе, чья культура выработала представления (например, о различной степени везения), которые могут успокоить его собственную совесть и обезоружить завистников. Очень успешно справляется с подавлением зависти кальвинистская доктрина предопределения.

Давление зависти как цивилизующий фактор

Возможность избежать зависти соседа часто идет во благо цивилизации. Роль культурной диффузии в развитии относительно сложных умений и знаний человечества хорошо известна. Первоначально изобретения, инновации, создание новых концептов и процедур могут быть ограничены одной семьей, живущей в конкретной местности. Если инноватор встречается с предубеждением в своей собственной среде, то более вероятно, что новые идеи и методы будут переданы другим группам населения и другим племенам, которые станут воспроизводить их.

Народной мудрости давно было известно, что нет пророка в своем отечестве. Хотя, разумеется, есть примеры нежелания людей учиться у чужих и принимать от них помощь, как правило, это нежелание проявляется у них даже ярче, если какое-то новшество предлагает сосед или родственник, т. е. человек, которого они знали задолго до того, как услышали о новшестве.

Причина проста. Если мой земляк, одноклассник или коллега внезапно предлагает изобретение или новшество или совершает какое-то открытие, объективная ценность и качества которых несомненны, то это разжигает мою зависть гораздо сильнее, чем если бы то же самое сделал незнакомый человек; ведь в последнем случае я могу утешаться мыслью, что до этого у него были возможности, опыт, переживания и наблюдения, которых не было у меня. Его превосходство не настолько подавляет и не так уязвляет, как превосходство успешного инноватора из моего собственного круга, вынуждающее меня задуматься: «Почему это не придумал я? Что он знал и видел такого, чего бы не знал и не видел я?»

Для того чтобы инновация внесла вклад в культуру и цивилизацию, должна существовать возможность миграции и стимулы для горизонтальной мобильности. С этим, как часто отмечалось, связано раннее развитие науки, технологий и современных экономических практик в регионах, где внутренние речные пути (развитая речная система) или длинная, изрезанная береговая линия обеспечивали возможности для путешествий в те времена, когда подходящего сухопутного транспорта не существовало. Инноваторы, изобретатели и предприимчивые люди в любом случае путешествовали бы достаточно далеко из чистой любви к приключениям и стремления к выгоде; однако несложно представить себе, что стимулом покинуть дом (в узком смысле) были враждебность, издевательства и недоверие, которым творческий человек больше всего подвергается там, где его дольше всего знают.