Заводная девушка

– Может, расскажете, что вас тревожит? – не выдержав, спросила Мадлен. – Что бы это ни было, я сохраню в тайне.

Вранье, снова вранье, но Мадлен очень хотелось, чтобы так оно и было.

Вероника сидела перед зеркалом. Судя по выражению ее лица, она хотела что-то сказать, но передумала и покачала головой:

– Мадлен, не стоит обо мне беспокоиться. Я весь день помогала отцу и Лефевру, а голова была занята кучей разных мыслей.

Мадлен стала заплетать волосы Вероники в косу. Это занятие доставляло ей удовольствие. Какое-то время обе молчали. «Может, к хозяйке подбирается король?» – подумала Мадлен, а потому сказала:

– Если кто-то заставляет вас делать то, чего вам не хочется…

Произнеся эти слова, Мадлен осеклась. Какой совет она даст девушке, если ее саму почти всю жизнь заставляли делать то, что вызывало у нее ненависть?

– Мадлен, я делаю то, что должна делать. Как и все мы. Есть работа, и мы ее выполняем.

– Вероника, а чем сейчас занят ваш отец? Неужели вам совсем нельзя об этом рассказывать?

Вероника снова покачала головой:

– Не могу. Я поклялась молчать. – Пальцы Вероники играли с флаконом из филигранного стекла, двигая его по столику. – Тебе, Мадлен, это бы совсем не понравилось. Тебе ведь и моя кукла не нравится.

– Не кукла, а только ее глаза, – торопливо ответила Мадлен. – Дергали они меня немного, будто следили за мной. От этого кукла казалась мне живой.

Вероника посмотрела на нее через зеркало:

– Да, это касается черты между жизнью и смертью. Наверное, ты не напрасно насторожилась. А теперь мне пора ложиться, – сказала девушка и отвернулась.

– Я могу вам хоть чем-то помочь? Хоть что-то сделать?

Вероника мотнула головой. Мадлен вдруг обняла ее за плечи, как часто обнимала Сюзетту:

– Не стану вам докучать, мадемуазель. Я всегда рядом. Если что-нибудь понадобится, смело зовите. Вы же знаете: я всегда откликнусь.

Вероника повернулась к ней. Мадлен увидела слезы, блестевшие в изумрудных глазах хозяйки.

– Спасибо, Мадлен, – сказала она, сопроводив слова коротким кивком. – Честное слово, сейчас ты ничем не можешь мне помочь.

Мадлен медленно спустилась на кухню. Интуиция подсказывала: нельзя оставлять Веронику одну, но та ясно велела ей уйти. Мадлен вспомнила Сюзетту, какой та была в конце жизни: худенькие воробьиные плечи и раздутый беременный живот. Маду, не уходи. Мне страшно оставаться одной. Мадлен и не собиралась уходить, хотя мало чем могла помочь сестре. Мысли о Сюзетте продолжали донимать ее и в кухне, где она песком начищала кастрюли. Мадлен вспоминала, как умоляла маман позвать настоящего врача, на что мать упрямо отвечала, что все закончится благополучно. Мадлен настолько ушла в работу и мысли, что появление маленького мальчика едва не заставило ее вскрикнуть. Это был тот же уличный оборванец с землистым личиком, который впервые принес ей записку от Камиля. В сумраке кухни он бы вполне сошел за призрака.

– Как ты сюда пробрался? – пробормотала Мадлен, опуская кастрюлю и вытирая распухшие пальцы.

Мальчишка не ответил, молча подав ей записку. Девушка сунула руку в карман нижней юбки, где у нее завалялась мелкая монета.

– Он велел письмо сжечь и сразу же идти, куда указано.

Получив монету, посланец почти бесшумно исчез.

Мадлен сломала восковую печать и прочла краткое послание:

Немедленно иди в Шатле. Скажешь, что тебе надо видеть инспектора Виконта. Сделай так, чтобы никто не знал, куда ты пошла.

Оставив недочищенную кастрюлю, Мадлен бросила записку на угли очага и поспешила в переднюю за плащом. Ее сердце громко колотилось. Шатле. Там находилась главная контора полиции, и там же, в прилегающей тюрьме, содержались самые опасные преступники. Что Камилю понадобилось от нее? Что она сделала не так?

Стараясь ступать неслышно, Мадлен выбралась в луврский вестибюль и выскользнула наружу. Сквозь темные облака пробивался жидкий лунный свет. Выйдя на крыльцо, Мадлен оглянулась на окна апартаментов. На мгновение ей показалось, будто в окне мелькнуло чье-то лицо. Нет, за ней никто не следил. Это просто отсветы уличных фонарей на оконных стеклах.

По набережной Мажисери катились кареты, везя пассажиров в игорные дома. Плотники, каменщики и другие ремесленники возвращались из питейных заведений, так и не отмыв с рук штукатурку, сажу или краску. С реки дул холодный ветер, отчего пламя свечей в фонарях, которые несли прохожие, дрожало или вовсе гасло. Не лучше обстояло дело и с уличными фонарями. Некоторые части Парижа тонули в темноте, другие освещались тусклым колеблющимся пламенем. Мадлен не раз казалось, что за ней следят, но, когда она оборачивалась, за спиной не было никого. Только ее отражение в темных окнах и эхо шагов.