Весть о том, что Иван Иванович и Юрка не вернулись из города и что Бережной считает, будто Юрка убежал вообще, облетела траулер с быстротой необъяснимой. В каютах и на палубе только об этом и говорили, но спорили мало: никто не верил, что Юрка мог убежать. Только Сережка Голубь, толкаясь среди рыбаков, ожидавших на корме, когда подойдет мотобот, выкрикивал злорадно:
- Слыхали? Наш общий друг, дельфиний защитничек, мотанул - и будь здоров! Всем товарищам пламенный привет...
Подошел Ваня Кавуненко.
- На тебе совсем новые брюки, Голубь, - сказал Ваня, - надо беречь хорошие вещи, не пачкать их. Ты меня понял?
В каюте № 64 настроение было унылое.
"Конечно, он резок в некоторых своих высказываниях, но ведь он наш человек, - размышлял Фофочка. - А как он тогда о жене говорил... Не могу поверить..."
- Абсолютная чепуха, - говорил Сашка. - Допускаю, заблудился...
- Где заблудился? Весь город - пять квадратных километров, - возразил Фофочка.
- А скорее всего подрался. Ходит с битой мордой. Может, и в участок попал, - вслух рассуждал Хват. - А может, просто перебрал. Косому совестно возвращаться... Спит где-нибудь под кустом ракитовым...
- А в Гибралтаре есть змеи? - ни к селу ни к городу спросил вдруг Фофочка. - Может, его укусила змея? И он в больнице?
- Да замолчите наконец! - закричал Сашка.
Дед Резник твердо верил, что Зыбин вот-вот обнаружится. Он знал, что чужой порт - штука не простая, всякое может тут с человеком приключиться. Деда самого в Копенгагене в 1912 году раздели и по шее надавали. Если бы пырнули ножом и попал бы в больницу, сразу бы сообщили капитану, англичане - аккуратисты в таких делах. А раз не сообщают - придет. Может и до вечера проплутать, но ничего тут страшного нет, и нечего шум подымать.
- К вечеру объявится, помяните меня, - говорил Дед.
Более других волновался за Юрку Ваня Кавуненко. И волновался потому, что на берегу Юрка был вместе с Бережным. Помня Юркин пыл на недавнем дне рождения Хвата, Ваня чувствовал, что между ним и первым помощником могло произойти некое столкновение, объясняющее отсутствие Зыбина, столкновение, о котором Бережной умалчивает. Но тогда почему до сих пор не вернулся доктор?
Расспросив во всех деталях полицейского о том, как пройти к музею, Иван Иванович вернулся к витрине, около которой он оставил Бережного с Зыбиным, и никого не нашел. Он постоял немного, заглянул в ближайшие лавки, - нигде нет.
- Ничего не понимаю, - вслух сказал Айболит.
Он постоял еще некоторое время у витрины обувного магазина. Вдруг стеклянные двери распахнулись, вышла девушка, удивительно тоненькая, с ямочками на щеках, заулыбалась и жестами начала приглашать Ивана Ивановича войти в магазин. Иван Иванович вспомнил лавку сувениров и решил, что без Зыбина он в магазине пропадет.
"Надо уходить отсюда,- подумал он.- Что же, я так и буду тут стоять? Пойду в музей. Они знают, что я в музей собирался. Захотят - найдут".
Отворив двери музея, доктор поднялся по лестнице и подле маленького камина у входа в первый зал увидел старушку, которая сидела в кресле и вязала на спицах. Она смотрела на Ивана Ивановича с таким удивлением, как будто он вылез из каминной трубы. Потом поспешно вытащила из маленькой сумочки слуховой аппарат, вставила в ухо и спросила очень громко:
- Мистер хочет осмотреть музей?
- Да, - ответил Иван Иванович, - хотелось бы... - "Не совершаю ли я какую-то бестактность", - подумал он. - Впрочем, может быть, я не вовремя, - продолжал он робко, но старушка перебила его:
- Пожалуйста, пожалуйста! - Она проворно встала, положила вязанье на кресло. - Мистер, вероятно, путешественник?
- Да, - сказал Айболит, - в некотором роде...
- Говорите, пожалуйста, погромче, я плохо слышу! - крикнула старушка. - Да, я первый день в вашем городе! - громко повторил доктор.
- Мистер приехал из Танжера? - Нет... Не совсем... - Мистер путешествует один?
- Нет, нас много... Видите ли, я врач. Работаю на советском рыболовном судне...
- О, вы из России?! - воскликнула старушка. - Не может быть!
- Уверяю вас, - улыбнулся Айболит.
- Я буду все показывать вам сама! - решительно крикнула старушка и направилась в зал.
В музее было все, что положено иметь всякому уважающему себя музею: черепа пращуров, заржавленные ядра, змеи в формалине, деревянные раскрашенные куклы в ветхих мундирах, местами сильно побитых молью, картины морских сражений с аккуратно и красиво горящими фрегатами.
Старушка, которую, как выяснилось, звали миссис Чароуз, громкими криками объясняла Ивану Ивановичу каждый экспонат.
Время пролетело незаметно, пора было уходить, возвращаться в порт, но миссис Чароуз и слушать об этом не хотела. Едва доктор робко начинал произносить слова благодарности, миссис Чароуз демонстративно вытаскивала из уха слуховой аппарат и решительно кричала:
- Вы никуда не пойдете! Я обязана вам все показать!