Завоевание рая

— Она обречена на несчастье, если мне не удастся открыть ей глаза на ее настоящие чувства.

Но как это сделать? Как победить эту плохо понятую ненависть, делая вид, что веришь ей? Как направить ее на путь истинного чувства?

После драмы на Острове Молчания, Лила притворилась влюбленной в иностранца. Она понимала, какую драгоценную помощь окажет ей эта кажущаяся страсть, которая позволит ей восторгаться врагом, говорить о нем без конца или, если ей запрещено будет говорить, напоминать о нем царице вздохами и слезами.

Она раскинула под ногами царицы как бы мягкий склон цветущей тропинки. Урваси, не подозревая, что ею руководят, покорно углубилась по ней. Лила, вполне убежденная, что действует на благо царице, ни минуты не колебалась и так правдиво разыгрывала свою роль, что невозможно было усомниться в искренности ее чувств. Кроме того, кто знает, не попалась ли немножко сама принцесса в свою собственную западню?

В этот день царице предстояло увидеть чудесный праздник весны в лесу. Отправились в путь; все слоны шли гуськом, неся на себе грациозных женщин, певиц, музыкантш, которые стучали цимбалами, били в барабаны, ударяли пальцами по «винам». В царской башенке, рядом с Урваси, сидела Лила, молчаливая и как бы подавленная горем.

— Так ты все думаешь об этом варваре? — спросила царица. — Ты кажешься удрученнее, чем когда-либо.

— Отсутствие подобно голоду, — сказала Лила. — Некоторое время его переносят, но чем дольше оно длится, тем становится нестерпимее. Видишь ли, глаза мои жаждут его; я жду его, как мир ждет света, и мне кажется, что я погружаюсь в ужасную ночь.

— Как же ты можешь увидеть его? Ты хорошо знаешь, что все кончено и что он больше не вернется.

«Как печально она произнесла эти слова!» — подумала Лила.

— Значит, ты думаешь, что он забыл тебя? — возразила она вслух. — Неужели ты думаешь, что он не жаждет увидеть тебя так, как я его?

— Он скорей должен избегать меня после всего, что я предпринимала против него. Но возможно ли, чтобы ты до такой степени желала видеть того, кто придет не для тебя?

— Растение, которое распускается на солнце, не спрашивает, для него ли взошло светило! Оно цветет, вот и все.

— Ах, моя возлюбленная Лила! — сказала царица, обнимая своего друга. — Чего бы я не дала, чтобы вылечить тебя!

— Послушай, сделай мне одну милость, удали сейчас твою свиту и отправимся к рощице азок, которая осеняет статую бога любви.

— Как! Ты хочешь принести ему жертву и покинуть Ганезу, твоего единственного бога? Нечестивец тот, кто признает что-нибудь, кроме мудрости.

— Мудрость учит, что никто не избегнет Кама-Дэвы. И разве не нужно умолять и умилостивлять того, кто держит нас в своей власти?

— Хорошо, пойдем в рощу азок.

Уже давно все вошли в лес. Все женщины подымали головы и испускали крики удивления и восхищения перед невероятной красотой, которую он представляет, весь убранный цветами-поденками. Цветы! Всюду цветы, только цветы! Отягченные деревья, казалось, стряхивали их; они падали дождем; земля была покрыта ими; а запах был такой сильный, что слоны начинали дремать. Это было безумство, разорение, чудо весны.

Вскоре царица отдала приказание остановиться. Слонов поставили в круг. Все сошли на землю; и принцессы группами весело рассыпались по лесу, между тем как Урваси удалилась с Лилой, сделав знак, что она хочет остаться одна.

В это время, когда они пошли по тропинке в рощицу азок, человек, весь запыхавшийся, сделал знак принцессе, не смея приблизиться из уважения к царице. Лила вскрикнула, заметив его.

— Ах, моя царица! Позволь мне говорить с этим посланцем!

И, не дождавшись позволения, она бросилась к нему.

Урваси, которая глазами следила за принцессой, видела, как человек вручил ей письмо, которое она быстро прочла. Потом он протянул ей стилет и пальмовый лист и, став на колени, подставил ей спину вместо стола. Лила написала в ответ несколько слов и дала наставление посланцу, который скрылся бегом.

Принцесса возвратилась очень взволнованная, но молчала. Она заткнула письмо за свой пояс из драгоценных камней, так что виднелся уголок его, белизна которого с непобедимой силой привлекала взор царицы. Но она не хотела расспрашивать своего друга, будучи слишком скромной по привычке.

Лила рвала цветы для жертвоприношения, и ноги ее утопали в упавших лепестках.