Завоевание рая

Они были у ворот Бангалора, и посланные царицы выступили навстречу посланнику.

Показался город, башни и зубцы которого вырисовывались на небе. Шествие подвигалось.

Под высоким сводом ворот будто дралась стая голубей: так цеплялись и переплетались пучки перьев, украшавшие древка знамен. Выйдя из ворот, они как будто разлетелись, и знамена распустились свободно, колыхаясь, подобно лазоревым и золотым волнам. Через эти открытые ворота город как бы приветствовал желанного гостя внезапно раздавшейся музыкой.

Показались слоны, выкрашенные киноварью. Их широкие лбы, украшенные расшитыми повязками, возвышались над толпой, а на их спинах качались белые зонтики. Затем проскакали всадники легким и грациозным галопом; поднявшаяся вокруг них пыль казалась розовым облаком при свете заходящего солнца.

Со стен смотрел народ.

Французский отряд, сопровождавший посланника, салютовал из мушкетов; отряды встретились и вместе вошли в город.

Скороходы в коротких рубашках с высокими палками с серебряными и золотыми набалдашниками, расталкивали народ, который запрудил все улицы. Не было ни одного жителя без венка из роз или жасминов, ни одного, у кого не было бы корзинки, переполненной самыми прекрасными цветами. Бангалор предстал в виде букета, и воздух был пропитан благоуханием.

Путники вступили на широкий мост, откуда открывался вид на город, с его большими белыми ступенями, спускавшимися к воде, с его террасами, украшенными скульптурой, садами и высокими пагодами с черепичными крышами, похожими на ульи.

Наконец достигли дворца, проехали почетные ворота; трубачи трубили, как при въезде царицы.

— Это посланнику она делает такой прием или тому, представителем кого он служит? — спрашивал себя Бюсси.

Он испытывал странные чувства радости и печали: счастье настоящей минуты, страх за будущее, сомнение, сменявшееся надеждой, острое волнение при мысли о свидании с возлюбленной — чувство, которое вскоре исключительно завладело им и возобладало над всеми другими.

Он спустился со спины Ганезы. Перед ним склонялись особы с величественной осанкой, приветствуя его прибытие в дивных, напыщенных фразах. Но он был так смущен, что не обращал на это внимания; и Наик, как бы в качестве переводчика отвечал за него в том же духе, пересыпая свои слова священными изречениями.

По этикету первый министр должен был принять посланника на пороге дворца; который бы предназначен для него. Эта обязанность выпала на долю Панх-Анана. Бюсси, предупрежденный Наиком, вздрогнул, очутившись лицом к лицу со своим смертельным врагом.

Удивление брамина было еще сильнее. Он отшатнулся, вытаращив глаза и расставив руки, и только наполовину сдержал крик ужаса. Он видел молодого человека украдкой, во время ужасного побоища в комнате из слоновой кости; но тогда через минуту он убежал, испуганный силой своего врага и боясь попасться под его удары.

— Ну, что ж, отец мой! — сказал теперь Бюсси со смехом. — Или ты думаешь, что у западного варвара есть яд, как у кобры? Или ты воображаешь, что перед тобой призрак?

Панх-Анан, не будучи в состоянии оправиться, пробормотал что-то и, окончательно растерявшись, юркнул в толпу придворных. Тогда, кланяясь, подошло другое лицо, со сложенными на груди руками.

— Я рад видеть тебя, знаменитый гость, — сказал он. — Буду ли я иметь счастье быть узнанным тобой?

Он смотрел на Бюсси с открытым видом и ласковой улыбкой. Это был доктор Абу-аль-Гассан.

— Конечно, я тебя узнаю! — вскричал маркиз, протягивая ему руку. — Неблагодарность кажется мне самым отвратительным недостатком, и я должен тебя поблагодарить.

— Угодно ли тебе последовать за мной? — сказал Абу-аль-Гассан. — Я беру на себя исполнение обязанностей министра, так как он скрылся, как будто увидал Сиву, вооруженного трезубцем.

Потом он тихо прибавил:

— Принцесса Лила наверху; она желала приветствовать тебя на пороге твоих покоев.

Бюсси ускорил шаг. Они пошли по галерее, отлого подымавшейся вверх; пол ее был усыпан песком из золота, алоэ и сандала; она напоминала ему ту, по которой он поднимался во дворец Молчания.

К нему навстречу шла улыбающаяся Лила. Она держала, прижав к стану, корзинку, наполненную плодами.

— Во имя царицы Бангалора, приветствую тебя! — сказала она, опускаясь на одно колено, прежде чем он мог помешать ей. — Дворец озарился твоим присутствием, как озаряется небо, когда Сурья вступает туда. Прими эти плоды, которые сама государыня нарвала для тебя по утренней росе; прими также бетель и, как подарок в честь твоего приезда, это опаловое ожерелье, сохранившее еще теплоту от нежного прикосновения к царской груди.

Она взяла ларчик из рук пажа и поднялась, чтобы надеть ожерелье на шею маркиза, причем шепнула ему с лукавым видом:

— Я надеюсь, что на этот раз ты не оттолкнешь драгоценности, а также ту, которая тебе их подносит.

Он успокоил ее улыбкой, но она приложила палец к губам, чтобы дать ему понять, что он не должен узнавать ее и должен держаться важно и холодно.