Завоевание счастья

Лишь очень немногие люди могут чувствовать себя счастливыми, если их образ жизни и взгляды на мир не получают одобрения тех, с кем они состоят в социальных отношениях, в особенности тех, с кем они живут бок о бок. Специфика современных сообществ заключается в том, что они делятся на группы, которые принципиально различаются своей моралью и убеждениями. Такое положение дел сложилось благодаря Реформации (или, возможно, следует сказать: эпохе Возрождения), а в дальнейшем только укреплялось.

Протестанты и католики расходились во мнениях как по поводу богословия, так и в отношении множества иных вопросов практического свойства. Аристократам позволялись разнообразные поступки, совершенно неприемлемые для буржуазии. Затем появились латитудинарии[56] и вольнодумцы, не признававшие необходимости соблюдать религиозные заповеди. В наши дни на европейском континенте наблюдается раскол между социалистами и всеми прочими; этот раскол проявляется и в политике, и почти во всех остальных областях жизнедеятельности. В англоязычных странах его свидетельства наглядны и многочисленны. Где-то искусством восхищаются, а где-то его считают даром дьявола – во всяком случае, когда речь заходит о современном искусстве. Кое-где преданность Империи[57] признается высшей добродетелью, но в иных местах в ней видят порок, а еще где-то – откровенную глупость. Обычные люди считают прелюбодеяние одним из наихудших преступлений, но немалое число наших с вами современников находит его простительным (а то и предметом гордости). Среди католиков развод запрещен категорически, но вот большинство некатоликов усматривает в возможности развода насущное условие матримониального права.

Вследствие такого обилия мировоззрений человек определенных взглядов и убеждений может оказаться едва ли не изгоем в одном сообществе, хотя в другой группе его воспримут как типичнейшего ее представителя. Тем самым, в особенности среди молодежи, формируется изрядное количество несчастья. Молодые мужчины и женщины так или иначе усваивают идеи, которые носятся в воздухе, но обнаруживают, что эти идеи предает анафеме та конкретная среда, в которой им выпало жить. Вполне естественно, что молодым мнится, будто эта среда, единственно им знакомая, воплощает собой весь мир. Они с трудом верят в то, что в других местах и других сообществах взгляды, которые они не осмеливаются выражать из страха перед обвинениями в извращенности, воспринимаются как обыденность – банальность, а не героизм. Потому из неведения о мире в целом вырастают ненужные страдания; обычно это свойственно молодости, но нередко страдать приходится на протяжении всей жизни. Изоляция от общества не просто изводит, но и заставляет впустую растрачивать жизненную силу в бессмысленном стремлении противостоять враждебной среде, и в девяносто девяти случаях из ста человек начинает испытывать некую робость, мешающую довести идеи до логического вывода.

Сестры Бронте до публикации их книг никогда не сходились близко с другими людьми. Это обстоятельство ничуть не смущало Эмили, натуру героическую и надменную, зато определенно сказалось на Шарлотте, которая, несмотря на все свои таланты, по мировоззрению во многом так и осталась гувернанткой. Блейк, подобно Эмили Бронте, жил в предельной умственной изоляции, но тоже, как она, сумел возвыситься над ситуацией и справиться с негативными последствиями, поскольку был твердо уверен, что сам он прав, а критики ошибаются. Его отношение к общественному мнению выражают следующие строки:

Единственным, кого я знал
И кто меня не отвращал,
Был Фюзели, турок и еврей.
Что ж, други во Христе, помолимся скорей?[58]