Завоевание Туркестана. Рассказы военной истории, очерки природы, быта и нравов туземцев в общедоступном изложении

Казаки были одеты теплее и продовольствовались лучше. Они знали раньше степь, все ее невзгоды, почему и как увидим дальше, сумели сберечь и себя, и своих лошадушек. Собственно для охраны Перовского был составлен особый отряд, собранных из разных полков русской кавалерии под названием сводного дивизиона Уфимского полка. Он терпел больше чем пехота. Красивые рослые лошади едва переступали в глубоком снегу, резали себе ноги о ледяную кору, а главное не умели добывать подножного корма, а овса получали мало. В конце похода не осталось ни одной лошади. Последняя пала красавица Пена, белая лошадь штаб-трубача, сильно им любимая. Это случилось недалеко от Эмбы. Лошадь шла по тропе, протоптанной верблюдами, на ней сидел молодчина-трубач, окруженный десятками двумя кавалеристов, уцелевших от всего дивизиона. Они также шли пешком. Вдруг Пена споткнулась, сильно вздрогнула и упала. Трубач быстро соскочил, солдаты захлопотали около своей любимицы, отпустили подпруги – ничего не помогло: лошадь медленно и тяжело дышала, слегка вздрагивая. Трубач сбегал в арьергард, добыл там несколько гарнцев[4] овса, насыпал на чистое полотенце вблизи головы, потом расседлал, поклонился лошади в землю, зарыдал, как малый ребенок – и медленно пошел догонять «землячков-товарищей». Не долго пережил трубач свою любимицу, он умер в обратном походе. Из всей гвардии Перовского вернулось в Оренбург только 20 человек.

Вот таким образом шел несчастный отряд по бесконечной степи, в трескучие морозы, по колено в снегу, без горячей пищи, оставляя за собой след – холмы-могилки над покойниками и круглые белые горки над павшими верблюдами. Все одинаково терпели – генералы, офицеры, солдаты. Сам Перовский ночевал в такой же холодной кибитке. Вплоть до Эмбы он ехал верхом, выступая одновременно с колонной, слезал с лошади, когда колонна останавливалась на ночлег. Несмотря ни на какую погоду, генерал объезжал в 11 часов колонну, которая растягивалась иногда верст на 8 и более. Часто ночью сам проверял все посты, особенно с того времени, как узнал о появлении в степи хивинцев. Однажды часовой едва не заколол генерала штыком, он уже поднял ружье, а Перовский спасся только тем, что сказал пароль. Когда в отряде начались бедствия, Перовский все реже и реже объезжал колонны. Его красивая курчавая голова опускалась все больше, взгляд становился более и более суровым. Он поручился перед Государем за успех похода – только потому Николай Павлович и согласился. Выходило теперь так, что в случае неудачи вся вина падала на него.

Обыкновенно отряд поднимался рано, час в два ночи. Если с вечера успевали запастись топливом, то кашевары готовили кашу, если же нет – поднимались, закусив мерзлым сухариком. Впотьмах начиналась работа: одни убирали джуламейки, увязывали их, навьючивали на войсковых верблюдов, другие навьючивали мешки с овсом, ящики с порохом и прочие тяжести, а третьи укладывали больных.

Жалобные крики верблюдов, ржание коней, многоязычный говор людей – их крики, понукания сливались в гул, заглушаемый бурными порывами ветра. Вот верблюды наконец поднялись, их вытягивают в нитку, выезжают казаки в разные стороны, расходятся по местам солдаты. Заиграли поход и отряд тронулся. «Стой!» – кричат. У верблюда свалился тюк, верблюда надо вывести, положить, поправить тюк, потом снова поднять. Другой верблюд выбился из сил, свалился: опять «стой!» – вся нитка расстроилась. Надо верблюда развьючить, потребовать запасного, а пока все это наладится, люди стоят, да стынут на ветру, на морозе.

С такими-то задержками отряд медленно двигался по занесенной снегом пустынной степи, следуя за своими вожаками. Этих последних не смущала ночная тьма, не сбивали с пути самые жесткие бураны. Киргиз-вожак знал родную степь, как пахарь свое поле. Часа за два до захода солнца отряд останавливался, причем старались выбрать место, где росли кустики или виднелся камыш. Но чаще всего воду заменял снег, а топливо – корешки трав, для того чтобы покормить верблюдов, надо было расчищать для каждого местечко в несколько сажень и это была самая трудная работа. Степные киргизские лошади привычны с малолетства добывать себе корм, разгребая снег твердыми копытами, а верблюд этого не может. Пробовали выдавать киргизам муку для лепешек, чтобы подкармливать верблюдов, но вожаки вместо лепешек варили особое кушанье, похожее на галушки, а голодные верблюды только облизывались!