Почему? За что он себя наказывает и какой цели пытается добиться, если со слов Эйзенхауэра за все это время он не нарисовал ни одной стоящей работы? Разве это не повод изменить привычки и образ жизни? Ведь творчество для него так много значит. Неужели он не видит, что своими же действиями загоняет себя в тупик?
Маккамон перестал созерцать город и теперь смотрел на меня.
– Почему вы до сих пор не спите? Время очень позднее.
– Не могу спать на пустой желудок. А еще эта тишина кругом. Ненавижу тишину.
– Как же вы спите дома? С музыкой?
– Нет, но с включенным телевизором на минимальной громкости. Иногда открываю окно, чтобы просто слышать шум улицы. А у вас тут… даже окна не открываются.
– А еще у меня нет телевизора.
– Да ладно?!
– Да.
– А компьютер?
– Нет.
– Соцсети, браузер, интернет?
– Зачем мне это?
– Телефон?
– Есть у Томаса в комнате. Мне некому звонить и не с кем разговаривать.
– А чем же вы занимаетесь дома?
– Работаю. Иногда читаю… У вас сейчас полотенце упадет.
Я вовремя его подхватила и протянула:
– Знаете, как по мне, это ненормально вести такой образ жизни в нашем-то веке. А музыка? Вы хотя бы слушаете музыку?
– Иногда я хожу в оперу.
– Ну охренеть! Простите.
Он мимолетно улыбнулся.
– Да уж, говоря вашим сленгом, у меня хватает заскоков.
– А друзья? У вас они есть?
– Двое. Иногда я хожу на премьеры его фильмов. Он актер. А с Эйзенхауэром вы уже знакомы.
– И никто из них не говорил вам, что вы очень странно живете?
– Нет. Иначе они не были бы моими друзьями.
Пребывая в полном шоке, я уставилась на темный город за окном. Маккамон заговорил первым:
– Почему вы ненавидите тишину? Что в ней такого ужасного?
– Тишина напоминает мне о самом ужасном времени, которое было в моей жизни. Время тишины и скорби. Смолкла музыка в доме, перестали звучать голоса и смех. Люди вокруг говорили только шепотом.
– Вы потеряли кого-то родного?
– Я потеряла все. С тех пор и ненавижу тишину.
– А ваша яркая одежда и вызывающее поведение тоже берет начало оттуда?
– После тех дней траура в моем гардеробе больше нет ни одной черной вещи. Этот цвет для меня также невыносим, как и тишина. Так что вы правы.
– Вам будет тяжело, Денни. Эта работа не для вас. Как и атмосфера в моем доме. Откажитесь, пока все не зашло слишком далеко.
– А разве что-то может зайти слишком далеко, мистер Маккамон? Скажите мне, может?
Он опустил голову ниже, как провинившийся ученик.
– Я только что назвал ваше имя, – тихо произнес он. – Разве этого недостаточно?
Меня обдало жаром. О черт. А ведь действительно назвал.
А что если… он просто не знает, как подступиться к нормальной женщине? И держится только за свои принципы, как за спасательный круг?
А что если мне нужно сделать первый шаг?
И даже не шаг, скорее жест.
Я перехватила его взгляд и разжала руки. Полотенце упало к моим ногам. Я осталась рядом с ним голой, ощущая, как его жадный голодный взгляд скользнул по телу, не пропуская ни единого изгиба.
– Если вы не разрешаете касаться вас, то коснитесь меня.
Он медлил. Его грудь часто вздымалась. Он словно прирос к полу. А его взгляд не отрывался от моей груди.
– Мне не нужны отношения, – хрипло сказал он, все еще глядя на мою грудь.
Ну ладно, не привыкать, что мужчины иногда ведут разговоры именно с ней, а не со мной.
– Я знаю, – кивнула я.
– И у нас не будет секса.
А вот это мы еще посмотрим, а вслух произнесла:
– Вы и в тот раз неплохо справились.
– И еще.
О господи, у этого мужчины железная выдержка!
– Вы не касаетесь меня и не пытаетесь целовать. Все это подходит для отношений. А у нас с вами их нет.
– Нас связывает только контракт. Да, я помню.
– Тогда, пожалуйста, сядьте на диван, мисс Стоун.
Глава 10. Ночь
Жизнь до встречи с Маккамоном подготовила меня к тому, что мужчины только и делают, что хотят секса, занимаются сексом, а после думают, как бы снова все провернуть в том же порядке.
Мой первый парень срывал с меня полотенце сразу, как только я выходила из душа. Когда он был дома, я обычно одевалась в ванной комнате и появлялась уже одетой, потому что голые ноги или отсутствие белья означали, что время секса пришло и не важно, что у меня имелись другие планы.
Другой сходил с ума от секса в общественных местах, но по-настоящему заниматься им трусил, поэтому чуть что просто засовывал мне руки в трусики. Сначала это было забавно. Первые два раза.
Поведение Маккамона не укладывалось ни в один шаблон мужского поведения, к которым меня готовила жизнь, постоянно сталкивая с очень любвеобильными и горячими (или озабоченными?) мужчинами. Маккамон не только не накинулся на меня с порога, он еще и успел поговорить, напомнить мне о контракте и расставить все точки над И.
Но против голой груди мужчина бессилен. Даже такой, как Маккамон, у которого только перечисление всех его заморочек хватило бы на несколько томов.