Завоевать сердце гения

Значит, не я одна заметила, что лифт приехал с верхних этажей, хотя не должен был.

– Как думаешь, кто?

– Скорей всего, Эйзенхауэр. Пришел проверить, что происходит.

– И что мы ему скажем?

– Об этом я и хочу с тобой поговорить. Без посторонних.

– А ты так и будешь нести меня на руках?

– А ты что, против?

– Что ты, – хмыкнула. – Я вся твоя.

После этого Роберт ускорился.

⁂

В конце бесконечного коридора оказалась та самая дверь на пожарную лестницу, которую я когда-то искала. В тот раз я, получается, не дошла до нее всего несколько шагов, свернув раньше в кладовую.

Роберт прошел мимо большой цифры сорок на стене и стал подниматься наверх.

– Серьезно, тебе не тяжело?

– Нет. И честно, будет только хуже, если я отпущу тебя.

– В смысле хуже?

– Тогда все произойдет в первый раз прямо здесь, на пожарной лестнице, – он глянул на меня мельком. – А ты покраснела. И не споришь.

Да я вообще всех слов разом лишилась.

Маккамон преодолел сорок первый и на сорок втором, толкнув ярко-красную дверь, вышел в уже знакомый коридор. Тут на стенах не было картин неизвестных художников и не трудно догадаться, почему.

А вот и дверь в кладовую. Действительно, всего чуть-чуть промахнулась. Нашла бы тогда пожарную лестницу, сбежала бы и иди знай, как сложились бы обстоятельства.

– Хм, Роберт. А пыльная кладовая, по-твоему, лучше лестничной клетки?

Маккамон таинственно улыбнулся.

– Тогда было темно.

– У тебя все-таки был фонарик.

– А теперь смотри, как здесь все выглядит при дневном свете.

Он опустил меня на пол и распахнул передо мной дверь.

Впервые я увидела кладовую такой, какая она была на самом деле. Это было что-то вроде лофта – кирпичные стены и высокие потолки, с которых свисали лампы в огромных плафонах. Вдоль стен тянулись стеллажи, забитые банками с краской, мольбертами разной формы и холсты в челах и без. Деревяшки для рам для холстов, пропитки и кисти.

– Роберт, я давно спросить хотела, а откуда здесь могут взяться крысы?

– Не знаю и знать не хочу. У меня однажды уже сгрызли несколько картин, с тех пор в моих кладовых всегда живут хорьки. Так мне спокойней.

Сюрприз ждал меня впереди. Огромное окно во всю стену. Самые последние секции под потолком были открыты, и, видимо, из-за них мне показалось в темноте, что у помещения отсутствует крыша.

Стоило нам войти, как под ноги тут же бросились с кудахтаньем хорьки. Роберт подхватил их обеими руками, и зверьки повисли, длинными узкими тельцами напоминая два меховых боа.

– Дверь на террасу обязательно нужно держать закрытой. Из-за них, – сказал Роберт.

Мы пересекли кладовую, и он, подхватив со стены ключ, открыл стеклянную дверь. Пропустил меня на террасу на крыше первой, быстро вошел следом, отпустил хорьков на пол и, мигом захлопнув стеклянную дверь, запер ее на ключ перед их любопытными носиками.

Вид с высоты сорок второго этажа поражал воображение.

Внизу простирался центральный парк. Над ним, низко в небе висел красный диск закатного солнца. Верхушки деревьев казались выплавленными из золота и меди. Вода в озера в центральном парке, кусочек которого виднелось отсюда, искрила, переливаясь и искрясь. Как и многочисленные небоскребы Манхэттена вокруг.

– И почему ты не рисуешь пейзажи, с таким-то видом?

Ветер налетал сильными порывами, путая мои волосы. Я поежилась от холода, и Роберт, не говоря ни слова, увел меня дальше, завернув за другое ограждение из затемненного стекла, которое защищало от ветра, солнца и дождя ротанговый диван, пару кресел и низкий столик.

Притянул меня к себе на диване, нежно провел большим пальцем по губам и потом снова поцеловал меня.

– Кто ты и куда дел моего странного гения? – пробормотала я.

– Денни, послушай, я не сплю с женщинами, которых нанимал для работы. Без вариантов.

– Понятно.

Я попыталась встать, но Роберт усадил меня обратно. На этот раз к себе на колени. Обвил талию руками.

– Нет, ты не поняла.

– Да просто скажи мне прямо, Роберт, что теперь я должна исчезнуть из твоей жизни. Давай!

– Я не хочу, чтобы ты уходила.

– А чего хочешь?

– Тебя. Хочу видеть, как ты кончаешь. Слышать, как стонешь. Хочу тебя с самой первой встречи. К чертям все, Денни. Я больше не могу. Хочу тебя. На кухне, в кабинете, в моей чертовой спальне, в которой я даже не помню какого цвета стены…

– И в мастерской?

– Сдалась тебе моя мастерская! Нет, Денни, в мастерскую ты не попадешь. Ты вызываешь во мне куда больше эмоций и чувств, чем все те женщины вместе взятые. Но еще больше, чем вдохновляешь, ты отвлекаешь меня от работы.

– Короче говоря, у тебя на меня так стоит, что даже спокойно порисовать нельзя? На этот раз я все правильно поняла?

– Серьезно, Денни, запомни! я не рисую! – рявкнул он и добавил тише: – В остальном все так. Стоит взяться за кисть, и я вижу только тебя. Я пытался сосредоточиться, отвлечься, не принимать во внимание желания тела, но все без толку. Ты сводишь меня с ума.

Его правая скользнула к внутренней стороне моих бедер и исчезла под юбкой. Маккамон опять поцеловал меня, пока пальцами наглаживал чувствительную кожу, и уже через мгновение я ощутила его прикосновения к влажному кружеву между ног.