В тех умных статьях о психологии творчества, что я нагуглила, говорилось, что этот этап в жизни творческих людей неизбежен и, если повезет, после него творчество выйдет на новый уровень. А если нет, то лучше сразу искать хорошего психотерапевта.
Поэтому, когда, спустя два месяца без творчества, на исходе зимы Роберт сказал, что у него руки чешутся оживить эту стену, я без лишних слов потащила его к Ба.
Вы бы видели ее лицо, когда Роберт сказал, что у него к ней серьезный разговор. О да, она ждала от него иного.
А он спросил, можно ли ему раскрасить стену во внутреннем дворе?
Зимой рисовать – простите, творить, – на открытом воздухе было все нельзя. Краска, грунтовка и шпаклевка, с которыми раньше работал Роберт, не были предназначены для наружных работ и сезонных перепадов температур, и ему предстояло найти новые. Мы стали терпеливо дожидаться теплых деньков, но одно только разрешение Ба заняться этой стеной уже изменило Роберта.
Он загорелся идеей.
Часами мы пропадали в магазинах, выбирая и сравнивая краски. Да, все они были только черные, но не все сразу, верно?
На террасе пентхауса Роберт отодвинул в сторону укрытую чехлами ротанговую мебель и подготовил часть стены для экспериментов. Он искал нужную краску, а структура холста отличилась от штукатурки на стене. Ее Роберт тоже тщательно изучил.
Пока я играла в теплой кладовой с хорьками, Роберт, стоя на ветру, весь уходил в творческий процесс. Да, при минус пяти он все-таки не раздевался.
К марту нужная краска и подходящие кисти были найдены, а в апреле суточный перепад температур стал идеальный для той краски, на которой остановился Роберт.
И вот мы здесь.
По такому случаю, Ба устроила внеочередной день Пиццы, хотя я поначалу пыталась ее отговорить и не созывать весь круг родственников. Роберт никогда не рисовал (да к черту все!) на публике. Он делал наброски рядом со мной, но все еще вздрагивал и хмурился, если я отвлекала его вопросом или неосторожным движением.
А тут вечеринка болтливых родственников вместе с пивом и пиццей!
К моему удивлению, Роберт сказал, что посторонние люди не проблема, но я все равно велела сестрам вести себя тихо.
А еще – неожиданность номер два – Роберт одолжил мой айпод. Я сказала, что там только мои песни, но можно закачать то, что нравится ему, но он сказал, что полностью доверяет моему вкусу.
И вот, теперь на глазах у всех он создавал очередной шедевр, вероятно, баснословной стоимости. У Роберта иначе не бывает. Все, что выходит из-под его кисти, доводит критиков до экстаза.
Я видела, с каким обожанием на Роберта смотрит Тим. И как смолкли последние разговоры за столом, и причиной тому были не только плавные и гибкие движения Роберта у необычного холста.
Самого Тима с его пристрастием к граффити Ба и близко к своей стене не подпускала, хотя он тоже не раз просил ее об этом. Поначалу он надулся, когда узнал, что Ба все-таки отдала стену какому-то другому художнику, но как только он узнал имя и, более того, узнал, что сможет воочию увидеть, как работает Роберт, все изменилось.
– Пресвятая дева Мария, – выдохнула Ба. – Это же ты, Денни!
Я поглядела сначала на нее, а потом опять на стену. На хаотичные, казалось бы, мазки, брызги краски и широкие полосы.
Только собралась возразить, сказав, что Роберт не рисует портреты, как в воцарившейся в саду тишине различила даже слова песни, оглушительно звучащей в наушниках. Мой любимый трек у «Evanescense», я могла узнать его даже так.
«Bring me to life – Верни меня к жизни».
И после я посмотрела на картину глазами Роберта, которого переполняли эмоции, а выражать он умел их одним только способом. Ну ладно, несколькими, но все же общение посредством кисти долгие годы было приоритетным.
То, что он создавал на стене, не было портретом в привычном понимании этого слова. Это была ожившая эмоция, как она есть, на оштукатуренной стене во внутреннем дворе. Чувства, которые я вызывала в нем.
И чтобы лучше меня понять, он взял айпод с моими песнями.
Сегодня для Роберта наступил катарсис. Очищение, без которого невозможен творческий путь. Переломный момент, после которого развитие или продолжается, или прерывается навсегда.
Гений-отшельник, что творил за закрытыми дверьми и вдохновлялся извращенными методами, теперь прислушивался к самому себе. И не нуждался в допинге в виде голых девиц, извивающихся перед ним в имитации оргазмов.
Он нашел это в себе. Второе дыхание. Новый путь. Колодец вдохновения был заполнен доверху.
Роберт действительно не мог без творчества, и каждый день, прожитый без кисти в руке, умножался на три и тянулся бесконечно долго. А теперь он, наконец, творил.
Но это все еще была абстракция, в которой я по-прежнему ничего не понимала, хоть и изучала картины других мастеров, но, похоже, ценителем все равно не стать. Может быть, когда-нибудь и я научусь.
– Как думаешь, может мне начать водить сюда людей на экскурсии? – спросила Ба.
Я рассмеялась, а Роберт мельком обернулся и улыбнулся.
⁂
– Это было невероятно, – повторила я, должно быть в сотый раз за вечер.