Заволжье: Документальное повествование

— Ты правильно, Алехан, ставишь эти вопросы. Никогда художник, кажется, не был так далек от современности, как в наши дни. Возьми трех известных художников — Рериха, Богаевского и Бакста. Как они различны по целям, средствам, языку, духу, темпераменту, но все трое поражены одной мечтой об архаическом. Помнишь, камень становится растением, растение зверем, зверь — человеком, человек — демоном, демон — богом. Так говорится в Каббале. Камень... Дерево... Человек... Вот символы Рериха, Богаевского, Бакста — трех художников, которые при всем внешнем несходстве тесно связаны в русском искусстве своим устремлением через историческое к архаическому. Ты обратил внимание на то, что пейзажи Рериха сделаны словно из камня и глины, настолько они прочны и надежны, а деревья Богаевского зыбки, беспокойны, словно в вечном движении? Каменный и глыбистый Рерих продолжает дело тех мастеров каменного века, которые кремень умели заострить в лезвие ножа, а на куске рыбьей кости начертить иглой ветвистые рога оленя и косматый профиль мамонта. И помнишь, я показывал тебе картины Богаевского. Характер его здесь как на ладони, скорбный, утонченный, замкнутый. Его только надо понять. И совсем другое дело Бакст. Его «Древний ужас» производит впечатление, недаром картина имеет большой успех. Но даже здесь он предстает изысканным и любопытным собирателем художественно-исторических редкостей.

— Но у многих из них есть что-то общее. Дело в эпохе, что ли.

— Я согласен с тобой, что в них есть общее. И главное, все они связаны одной мечтой об архаическом, которая стала в последние годы самой заветной мечтой чуть ли не всего нашего искусства. Сколько талантливых художников с такой пытливостью вглядываются во все исторические эпохи, ищут там редкого, прочного, но схожего с нашей эпохой. Точно многогранное зеркало, художники и поэты поворачивают всемирную историю, чтобы в каждой грани ее увидеть фрагмент своего собственного лица.

— Но чем объяснить это поголовное стремление к старине? Неужели любовь к архаическому объясняется только тем, что в конце прошлого века сделано столько потрясающих археологических открытий?

— А почему бы нет? Что ж тут удивительного?.. Ведь тридцать веков Троя была героической мечтой многих поколений, веривших и не веривших в нее. А сейчас каждый может убедиться в подлинности ее, стоит ему только побывать на раскопках в Гиссарлыке, посмотреть на гробницы греческих царей и своей собственной рукой ощупать прах. И тогда что-то новое возникло в наших душах. Мы начали верить в земную реальность того, что до тех пор было лишь неуловимым касанием духа. Когда мы читали Илиаду, то воспринимали это как сон, торжественный и прекрасный, а сейчас мы словно пробудились и наяву оказались в античном мире, где все вещественно и зримо. А раскопки Эванса на Крите? Тут уже описывают мифы, и все это становится чем-то подлинным, реальным. Предания становятся исторической достоверностью. Как же попытаться нашему современнику не заглянуть в глубь веков и не создать этот ушедший мир еще более реальным и осязаемым?

— Но, Макс, не думаешь же ты, что художники будут повторять археологов и следовать их научной доказательности?