Заволжье: Документальное повествование

«...Однажды летом в Крыму один поэт читал свои прозаические переводы с французского. Меня поразила яркость и четкость образов. Мне захотелось написать в подражание слышанному. Я начал с подражания, то есть я уже нащупал какую-то канву, какую-то тропинку, по которой я мог отправить в путь свои творческие силы. Но пока еще это была дорожка не моя, чужая. И потоки моих ощущений, воспоминаний, мыслей пошли по этой дороге. Спустя полгода я напал на собственную тему. Это были рассказы моей матери, моих родственников об уходящем и ушедшем мире разоряющегося дворянства. Мир чудаков, красочных и нелепых. В 1909 — 1910 годах на фоне наступающего капитализма, перед войной, когда Россия быстро превращалась в полуколониальную державу, — недавнее прошлое — эти чудаки предстали передо мной во всем великолепии типов уходящей крепостной эпохи. Это была художественная находка...» — так рассказывал Алексей Толстой молодым советским писателям о начале своей серьезной творческой работы. Так написал он первую книжку «Заволжье», куда вошли повести и рассказы «Неделя в Туреневе», «Аггей Коровин», «Сватовство», «Заволжье». Почти одновременно вышла и книга «Сорочьи сказки» в издательстве «Общественная польза».

После публикации повести «Неделя в Туреневе» в журнале «Аполлон» материальные дела Алексея Толстого резко улучшились, потому что издатель «Шиповника» С. Ю. Копельман заключил с ним договор, по которому автор получал по 250 рублей ежемесячно при отдельной оплате каждого произведения, а издатель получал право на издание всех его произведений. Это был первый издательский договор Алексея Толстого, и довольно выгодный на первых порах. Естественно, Толстой тут же задумал снять более удобную квартиру, обставить ее фамильной мебелью. А пока решили провести лето на даче у брата Сони, Льва Исааковича Дымшица, под Ревелем. Из Эстонии Толстой отправился в Самарскую губернию, где он встретился с родственниками матери, расспрашивал их о деде генерале Багговуте, о котором начал писать роман «Две жизни». Осенью 1910 года занялись ремонтом новой квартиры и фамильной мебели, вывезенной из Самары.

Первые книги Толстого привлекли внимание читателей и критиков.

Об успехах молодого Толстого можно узнать из письма все той же Марии Леонтьевны: «Алеша, — писала она 27 ноября 1910 года, — как я рада за тебя и твои успехи. Пока выпишу твое «Сватовство», что в «Шиповнике», в 13 книге, и «Альманах для всех», книга I. Не знаю, что помещено, но были публикации в «Новом журнале для всех». Боюсь, что тебя затруднит мне вырезки присылать, а всех журналов я не могу выписывать. Ты говорил мне, что периодические книги — сборники твоих произведений будут выходить. Или это не устроилось? Прости, что надоедаю... Очень, Алешенька, соскучилась о тебе. Так давно не видала. Взглянула бы на ваше новое устройство и на ваше житье. Соня тоже мало пишет. Как ее дела? Поспокойнее ли теперь? Все ли у Бакста страшные дали? Как ей туда ездить от вас? Много ли за лето написала? Твое хоть прочту, а ее работу уж никак не увижу... Есть у меня просьба, да совестно вас беспокоить: у тебя много портретов деда Багговута. Хотелось бы мне его иметь. Очень всегда желала стариков портрет, что у мамы висел большой, или в карточках, кабинетный портрет. Если тебе не против сердца, а то не присылай. Сижу да вспоминаю, вот и надумала. Одним словом, который не жаль, пришли: все у меня собраны, а его нет...»

Действительно, Алексей Толстой собирал портреты своих будущих героев, чтобы отчетливее и зримее представить их во время работы над романом «Две жизни». А работал он в эту зиму очень много и напряженно. Еще летом, живя на даче под Ревелем, Толстой, от души поздравляя своего нового друга Е. А. Зноско-Боровского, секретаря редакции «Аполлона», известного шахматиста и теоретика-обозревателя шахматной литературы, с женитьбой, писал: «...Мы хотим эту зиму всю жизнь сосредоточить дома, а не в вертепах, где «звоны труб — и запах мяса заглушают речь друзей». Иными словами, да здравствует семейный очаг! ...Ты не пишешь, над чем работаешь, по-моему, летом можно писать что-нибудь очень спокойное: нет возбуждения города и желудок медленно варит; а есть ли там потусторонний мир — это меня не касается. Я работаю втрое больше, чем зимой, и ловлю окуней. Зверское занятие: сначала выкопаешь червя, потом проткнешь ему брюхо крючком и утопишь, плюнув на хвост. Ждешь, когда идиот-окунь проглотит и червяка и крючок и тащишь его за губу или за глаз, или за глотку. Вот и все... Река, солнце, камыш, ивы — не спорю, много поэзии... Соня рисует. Боже мой, как она с ног до головы вымазывается красками — глядеть опасно. Северный колорит пришелся ей по сердцу...»