Заволжье: Документальное повествование

Тогда она наговорила ему резких слов, и он уехал разобиженный на нее. И вот сейчас она горько сожалеет о своей выходке. Не могла сдержаться. Конечно, не следовало поддаваться малодушию, но она поддалась искушению высказаться, потому что всегда легче становится, когда выскажешься, особенно если долго молчишь. Странное нашло на нее состояние... Прежде оно разрешалось судорогами, теперь чаще всего дурными и несправедливыми словами. И только много спустя она понимает несправедливость своих слов... В тот раз она высказала все, что думала, а думала она нелестно о деятельности Бострома, а сейчас, вспоминая его обиженное лицо, она начинала мучиться и тяготиться сказанным... И вот уже подступают слезы, которые словно омывают ее душу, и ей становится легче.

В последние месяцы она часто оставалась одна: Леля начал учиться, бывало, что и целый день проводил в начальной школе Масловской. Так что времени на все хватало. Замучили только хозяйственные заботы, Девятый день пошел, как уехал Алексей Аполлонович, а ни одного письма она не получила. Уж не обиделся ли он за тот разговор, где она ему все высказала? Все больше и больше беспокоило ее это молчание, столь непривычное за десять лет их отношений. Если бы она отпустила его здорового или знала бы, что он теперь лучше себя чувствует, она была бы покойна. Так томительно и ужасно быть все время в мучительной тревоге. Только заботы по хозяйству не давали ей надолго уходить в себя и предаваться печали и тоске.

Все эти дни Александра Леонтьевна с новой энергией занималась делами Сосновки. Надо было ей внимательно следить за тем, что там происходит. В Самару приходили обозы с продуктами, с сеном, а из Самары шли указания в Сосновку. Но многое Александра Леонтьевна не могла решить сама, посылала слезные мольбы то в Царицын, то в Саратов, где в это время работал Алексей Аполлонович.

Каждое утро, проводив Алешу в школу, она садилась за свой письменный стол и хоть страничку, да напишет, а теперь то и дело отрывали ее. То и дело ей докучали вопросами по хозяйству. Все чаще ей приходилось думать о том, что делать с коровами: и дешево нельзя продавать, и дают молока некоторые совсем мало. Вот и думай. А что делать с лошадьми? Не мешало бы для лошадей, которые возят сено в город, купить отрубей, но отруби очень дороги... А может, достаточно им и хорошего сена? Нет, недавно она читала, что не следует кормить рабочую лошадь одним сеном. Следует давать и соломы, а то с одного сена она скоро дает пот и становится квелою. Конечно, чем разнообразнее корм, тем лучше... Кто ж этого не понимает... Но денег нет, поэтому надо как-то выкручиваться.

Радовало Александру Леонтьевну только то, что Алеша исправно бывает в школе, очень хорошо ведет себя. Правда, одно не совсем хорошо — долго встает и канителится утром, поэтому иногда опаздывает. Старается она ему внушать, что все надо делать быстро и четко, но что-то мало прививаются эти наставления.

А писем от Алексея Аполлоновича не было потому, что он оказался в Саратове, а она писала ему в Царицын. И работы так много накопилось за время его отсутствия, что он не сразу мог сообщить ей о своих делах. Приехав в Саратов, он весь вечер провел в разговорах с приказчиками Новоузенской и Николаевской управ. Каждого надо было проверить, приструнить. Выяснилось, что уездные управы из рук вон плохо вели дела с закупками хлеба. Никто из членов не побывал даже в том месте, где застряла баржа с хлебом. Даже никого из приказчиков туда не послали. Такое равнодушие к судьбам голодающих возмутило Алексея Аполлоновича.

Рано утром следующего дня он помчался туда, где застряла баржа. За ночь навалило столько снегу, что ямщики отказывались везти. Тогда он потребовал тройку почтовых. Поездка оказалась ужасно трудной. Туда-то кое-как дотащились, но возвращаясь назад, он чуть не заночевал в дороге. Сухой морозный снег навалил местами по колено. Тройка рослых лошадей встала и ни с места. Много раз коренную меняли на пристяжную, и все напрасно: проедут с версту и опять станут. Потом встала одна из пристяжных, ее за повод тащил коренник, который через минуту мог сам встать, и тогда хоть действительно ночуй в поле. Кое-как выбрались. Только уж много мук принял он, прежде чем добраться домой, до постели. А когда еле живой вернулся, все равно отдохнуть не удалось: то и дело приходили по делам. Лишь через несколько дней он взялся за комедию, недавно законченную Александрой Леонтьевной. А вот мнение свое высказать в письме ему так и не удается: все дела. Во всяком случае, над комедией еще надо поработать. Стал он было набрасывать замечания по поводу того, что ей нужно сделать, чтобы комедия выглядела более убедительной, но так и бросил, не доведя дела до конца.