Если бы кто-нибудь пару лет мне сказал, что нужно беречь каждый миг, я бы послал его и сказал: «Эй, чувак, я еще так молод, у меня вся жизнь впереди!». Но, сейчас мне кажется, что это ценно. Это так, нужно ценить каждое мгновенье. Я помню, как проходили дни рождения Патрис, я ждал, когда она задует свечи, а потом сбегал с ее каждого дня рождения. Я играл в футбол или просто мы с Биллом бродили по улицам города. Мне казалось это таким весельем. А сейчас, когда я сижу в палате сестры, я понимаю, что я многое пропустил.
Фланелевая сорочка, в которой обвито ее тело, кажется немного на размер больше. Аппараты, стоящие по бокам кровати, выглядят, как два сторожа, охраняющие сон принцессы. Завтра нам должны сообщить результаты тестов и анализов, которые я сдавал на совместимость с Патрис. Переживания делают меня почти параноиком. Но я ничего не могу с этим поделать. Мне невозможно справиться самому.
– Майк?
Патрис открывает глаза, и я вижу испуг на ее бледном лице. Она снова проснулась не дома.
– Я здесь!
Я сжимаю ее руку, но так, чтоб не коснуться трубки, скользящей по ее коже. Ее маленькие пальчики щекочут мне ладонь.
– А мама придет?
– Да! Она сейчас на работе. Но она придёт.
Патрис едва заметно кивает и закрывает глаза. Я продолжаю держать ее за руку, чтоб она знала, что она не одна. Но замечаю, что она уснула. Мне трудно представить, что она чувствует, когда открывает глаза в пустой палате. Она еще такая маленькая. Совсем недавно она уверяла меня, что под ее кроватью живут чудовища. Мне тогда пришлось спать на полу в детской, чтобы убить тех чудовищ, которых она боялась. А сейчас я абсолютно бессилен, кроме того, если можно спасти ее жизнь. Глядя на нее, я понимаю, каким я был трусом, когда боялся жертвовать собой. Сейчас я готов, чтоб меня разобрали на органы, если это даст ей шанс. Знаю, звучит зловеще. Но разве не так поступают люди, когда любят своих близких?
Дверь тихонько открылась. Я увидел лицо мамы. Под ее глазами темные круги. Бог знает, сколько ночей она не спала!
– Хэй, ты давно здесь?
– С утра.
– Майк!
Мама качает головой. Она понимает, что я не был в школе, и это создаст нам обоим проблем.
– Прости! – шепчу я.
– Как ты вообще мог оказаться здесь с утра? Ты не ночевал дома?
– Давай потом поговорим, – умоляюще шепчу я. – Патрис спрашивала о тебе.
– Иди! Отец уже дома.
Я киваю и выхожу из палаты. В холле кипит своя больничная жизнь. Я прохожу по коридору, и останавливаюсь возле лестничного пролёта. Мне хочется подняться к Дине, несмотря на то, что мы расстались несколько часов назад. Но, наверное, это плохая идея. Я провёл почти двенадцать часов в больнице, и мне нужно привести себя в порядок. Я уже давно не ел и мечтаю о горячем душе. Я спускаюсь вниз и иду по вечернему городу в сторону своего дома. Но чем дальше я ухожу от больницы, тем больше понимаю, что я ужасно соскучился по ней.
27
Сегодня ночью я плохо спал. Мне снился дом с заколоченными окнами. Я долго стоял прежде, чем решиться туда войти. И, когда я переступил порог этого странного дома, из меня вылетело что-то едва заметное, неосязаемое, серо-голубой дымок, сотканный из мыслей и снов.
Я проснулся от ужаса и собственного крика. Я начал судорожно ощупывать свое тело, как будто я оставил в том доме из сна что-то важное для меня. Мне было сложно представить, да я и не хотел гадать, к чему именно приснился этот сон. Сегодня должны прислать оповещение о совместимости донорства. Я посмотрел на дрожащие руки. Если мой сон был неким предзнаменованием, так вот, слышите, вы все меня слышите? Я готов умереть за Патрис, и мне очень жаль, что у Дины нет такого шанса. Я готов. Но мне очень страшно. Не осуждайте меня.
За окном было еще то утро, в котором все звуки кажутся такими громкими, как будто в твоей собственной голове звучит музыка, которую слышишь ты один. Я тихо встал с постели, стараясь не шуметь. Не знаю, слышали ли мои вопли предки, а, может быть, я кричал во сне? Сон оставил во мне липкий страх, страх перед будущим. Мне было сложно собраться с мыслями.
Я вдруг подумал, что было бы здорово притвориться больным и не пойти в школу. Такие трюки я проделывал, когда учился в младших классах накануне контрольных работ. С мамой это всегда срабатывало, а отец смотрел на меня подозрительным взглядом, как будто знал наперед все мои уловки откосить от учебы. Вообще-то, у меня отец – классный старикан. Не то чтобы он слишком старый, но нам в шестнадцать кажется, что наши предки слишком взрослые, наученные горьким опытом и тяжестью обязательств. А еще и трагедия нашей семьи сделала их обоих слабыми, бессильными.
Я ведь и сам, как уже говорил, чувствовал себя старым, взрослым, взвалившим на свои плечи груз чужой жизни. Мысль, что, если Патрис окажется идеальным реципиентом для меня, крутилась в моей голове несколько минут подряд.