— Нет-нет, что ты! Он — порядочный человек и действительно умница. Гаранин не соврал.
— А с другой стороны?
— Ты была права: народ там непростой, мягко говоря. Я чувствую себя белой вороной в стае. Дилетанткой, неумехой. Почти все время молчу. И не слушаю — внимаю. Ты знаешь, когда нахожусь среди них — в комнате, в коридоре, на летучке, — смотрю на всех снизу вверх, открыв рот: творцы! Снимают, монтируют, а я же ничего этого не умею. А когда вижу их «творения» на экране, то говорю себе: закрой рот, не впечатляйся. Потому что очень многое — скучно, неинтересно, шаблонно. Потом снова встречаюсь, слушаю умные речи — и опять рот разеваю. В общем, бред сплошной!
— Не впечатляйся, — посоветовала Васса, — научишься, лиха беда начало. Знаю я это гнездышко: сноб на снобе сидит и снобом погоняет. Я тебя предупреждала: будь к этому готова. Конечно, тебе трудно. Ты хоть и не с улицы, а все равно как кур в ощип в эту редакцию попала. Для них же выпуск — плебс, черная кость, — Фыркнула она. — Ничего, Ларик, прорвемся! Ты еще их всех переплюнешь, хорошо смеется тот, кто смеется последним.
— Кстати, ты знаешь, они почему-то совсем не смеются, — вспомнила Лариса. — Улыбаются только. Причем постоянно. Никто не злится и не смеется, а все дружно улыбаются. Разговаривают — с улыбкой, курят — с улыбкой, на летучке — и то улыбаются! Может, у них вирус какой? А я непривитая, вдруг и ко мне пристанет? Представляешь меня с приклеенной улыбкой?! — ужаснулась она. — Я тогда сбегу, точно! И никакой эфир не удержит.
— Не сбежишь, — успокоила Васса, — улыбка — не самое худшее в человеке. Слушай, а режиссера тебе еще не дали?
— Какой режиссер?! Даже не знаю, чем заниматься буду. Редактор, на чье место я пришла, «сидела» на театре, а я в воздухе вишу. Егорычев сказал: присмотрись пока. А что присматриваться? Работать хочется!
— Слушай, Ларик, — оживилась Васса, — Влад говорил, что друг его собирается к вам — Сашка Замутиков. Я тебе о нем не рассказывала?
— Нет, а кто это?
— Отличный парень и очень неплохой режиссер, между прочим. Правда, театральный, но, как говорится, что подскочить, что подпрыгнуть — один черт. Режиссер он и в Африке режиссер. Саньку еще в «Щуке» заметили, потом взяли в театр, — Васса назвала один из известных московских театров, — там он выпустил отличный спектакль. А потом с главным поцапался. Ты же знаешь этот мир! Ваша редакция по сравнению с ними даже не цветочки — почки. Теперь дома цапается. С кошкой, — уточнила информаторша. — А Егорычев хорошо знает Санькиного отца, и ему нужна своя команда, это естественно. Вот он и зовет Мутоту к себе.
— Как ты его назвала?
— Он у нас проходит под кодовым названием «Мутота»! — развеселилась Васса. — Это друзья его так кличут, — пояснила она. А я его называю Мутей или Мутенькой — это уж зависит от моего настроения и степени его аппетита. Покушать мальчик очень любит. Правда, Ларик, вот бы вам спароваться — это было бы просто здорово! Оба — порядочные, оба — молодые, оба — подающие надежды дебютанты. Да вы просто созданы друг для друга!
— Васька!
— По работе, по работе! — поспешила уточнить сваха. — Фамилия, правда, у Саньки немножко подкачала, — запечалилась она, — но зато имя-отчество классические — Александр Сергеич. Чуешь, кем пахнет?
У Ларисы окончательно отлегло от сердца. Слава Богу, вот теперь с ней разговаривает настоящая Васька — живая, неунывающая, острая на язычок. А не та унылая мученица, что сняла трубку.
— А что? Замечательный может сложиться дуэт, — не унималась фантазерка, — Замутиков — Неведова. Слушай, верни себе девичью фамилию, а? Это же так красиво — Мерцалова! Что-то мерцающее, загадочное. Что тебе эта «Неведова»? Хватит жить ни сном ни духом! «Неведова» — тяжело и громоздко, а ни о чем! — разбомбила в пух и прах ее фамилию безапелляционный лингвист. — А вот «Мерцалова» — очень даже красиво, будешь мерцать звездой голубого экрана!
— Игорь сегодня ушел, — спокойно сообщила Лариса, не обратив внимания на страстный призыв. — Совсем.
— Ну что ж, — голос в трубке стал серьезным, — может, это и к лучшему. Нельзя из яичницы снова сделать яйцо. А у тебя начнется другая жизнь. Новая. И я уверена, что она будет лучше.
— Он не поговорил со Стаськой.
— Ты сделаешь это лучше.
— Вась, ты когда разговаривала с Юлей? — резко сменила тему Лариса.
— Вчера.
— Как она?
— Держится.
— Выдержит! — убежденно сказала Лара. — Она сильная.
— Дай-то Бог! Будем надеяться.
- Уверена? Ладно, Василек, извинись за меня перед Батом, что задержала вас. Он, наверное, клянет меня на чем свет стоит.
— Может, и не клянет, — предположила невозмутимая хозяйка. — Во всяком случае, пока лежит молча, а не прыгает у двери с проклятиями. Слушай, Лар, — она слегка замялась, — я хочу попросить тебя кое о чем. Можно?
— Конечно! — удивилась Лариса ее нерешительности.
— Может, и не придется, но если вдруг я лягу в больницу ты возьмешь к себе Бата на это время?
— Васька, — испугалась Лариса, — скажи честно: случилось что?