Завтра наступит вчера

Сегодня вечером — и от этого не уйти — придется объясняться с Игорем. И зачем они в то утро зашли к Топтыгину?! Тогда отпала бы всякая надобность в объяснениях. И не надо было бы принимать никаких решений. И жизнь текла бы по-прежнему, размеренно и гладко. Да только гладко ли? Вспомнились поздние возвращения мужа и его бегающие глаза. И мамин вздох, резанувший однажды: «Ох, Ларка, доверчивая ты! Тебя обмануть — раз плюнуть». Конечно, кто же спорит! Легко обмануть того, кто сам обманываться рад. Как там у Данте? В девятом круге ада варятся обманувшие доверившихся? Кажется, так. Тогда Игорю — вариться в девятом круге? А ей — в каком? За трусость, за страх перед жизнью, за годы, прожитые не в любви — в симбиозе. Как ей заявила в сердцах Васса? Ты боишься самой жизни? А ведь права была многомудрая!

Она действительно боялась жизни. Боялась любить — вдруг страдать придется, избегала самостоятельных решений — вдруг неверные, трусила перемен — вдруг не к лучшему. И вот теперь приходится платить, за все сразу и сполна. Да хорошо бы ей одной, а то ведь и в Стаськин карман залезла: помоги, мол, доченька, расплатиться за мамину глупость, что не по любви замуж пошла — шутя, из интереса. Здесь плата высока, одной судьбы мало — две подавай. Маме — без мужа, тебе — без отца. Она застонала: какими, ну какими словами объяснить ребенку, почему в их доме не будет больше папы, его домашних тапочек, его зубной щетки и полотенца, его одежды. Ребенок-то почему должен расплачиваться за их глупость?!

— Девушка, вам плохо? — пожилая женщина осторожно тронула Ларису за локоть. На ее вязаной шапочке блестели мокрые капли растаявших снежинок.

— Что? — не поняла Лариса.

— Вы плохо себя чувствуете?

— Нет-нет, спасибо, — через силу улыбнулась она. — Просто зуб болит.

— А, — успокоилась «капельная шапочка», — это вам чеснок надо положить. Домой придете, дольку очистите — и на больной зуб. Сразу пройдет. У меня часто так бывает, только этим и спасаюсь.

— Спасибо. Я попробую.

— Попробуйте, попробуйте! — убедительно закивала «шапочка» и пошла дальше, своей дорогой.

«Счастливая! — позавидовала ей Лариса. — Зуб болит». Открыв дверь, она увидела сияющих мужа и дочь, дружной парочкой стоящих на пороге.

— Мамуля! Быстренько мой руки и будем ужинать. У нас для тебя сюрприз!

— Привет, котенок! — Игорь чмокнул ее в щеку и взял из рук сумку. — Раздевайся. Будем отмечать твой отпуск и предстоящие изменения. У тебя, оказывается, столько сюрпризов, а ты молчишь.

Лариса вопросительно посмотрела на мужа.

— Гаранин твой звонил. Велел передать, чтобы ты не волновалась, все будет «путем». А я же не в курсе — что будет-то? Хорошо, Стаська подошла к телефону. Так он ей и сказал: мол, скоро свою маму в телевизоре будешь видеть. Сюрпризница ты наша! И про отпуск молчишь, хорошо, мы такие покладистые — не обижаемся. — Он был в прекрасном настроении, весел и очень мил.

— А я знала про отпуск, — важно заявила Настенька. — Просто мама просила тебе не говорить, сюрприз хотела сделать.

— Вот-вот, — обрадовался чему-то Игорь, — я и говорю: сюрпризница!

— Ну, ты сюрпризом тоже не обделен, — не выдержала Лариса.

— Не понял? — Легкая тень пробежала по его лицу.

— Ладно, сейчас переоденусь и будем ужинать, — уклонилась от ответа Лариса и ругнулась про себя: «Черту кто за язык тянет? Не можешь подождать?»

В центре кухонного стола, покрытого скатертью, возлежал на блюде торт, приглашая прикоснуться к своим нежным бело-розовым бокам, по краям уютно расположились тарелки с праздничными столовыми приборами, сверкали резьбой хрустальные бокалы на высоких ножках. Аппетитно сочилась розовая ветчина, и желтел тонко нарезанный сыр, на овальном мельхиоровом блюде алели дольки помидоров, и зеленели кинза с петрушкой.

— Девочки, за стол! — весело скомандовал Игорь, снимая с плиты шипящую сковороду и вываливая ее содержимое в глубокую тарелку. — Давненько мы не собирались все вместе.

— Ага, — невинно поддакнула она, — последний раз могли бы собраться в Стаськин день рождения. Но ты, к сожалению, был в командировке.

— Я — не вольный стрелок, а на государевой службе. Ты же знаешь: дело есть дело.

Лариса бросила быстрый взгляд на мужа — на ясном челе тишь да гладь, Божья благодать. «Да, Игорек, у тебя самообладание, как у Штирлица, — поразилась она. — Оказывается, я тебя совсем не знала». Игорь достал из холодильника шампанское и водрузил пузатую бутылку на середину стола, присоседив к торту.

— По какому поводу сей лукуллов пир? — поинтересовалась она.

— Мам, ну что ты, в самом деле! — изумилась Настенька ее бестолковости. — Мы же тебя в отпуск провожаем — это раз, — она загнула тонкий пальчик. — И ты нам сейчас расскажешь, кем тебя назначили, — это два, — и загнула второй.

— Во-первых, меня никем не назначили, просто перехожу в другую редакцию. Это — раз, — Лара ласково разжала палец дочери. — И отпуск на меня свалился неожиданно, повезло с путевкой. Это — два, — и, разжав, поцеловала второй.

— Не-е-етушки! Твой Гаранин сказал, что тебя скоро в телевизоре показывать будут, — хитро прищурилась недоверчивая Стаська.