Завтра, послезавтра…

— На полпути между Аччеттурой и Пьетраперта́дой. Ходьбы тут километров пять.

— Я смертельно устал. Нельзя ли отложить до завтра?

— Вам виднее. Но сегодня я мог бы дать вам мула.

И снова в путь.

Размеренная поступь мулов навевает сон. Особенно если встал спозаранку да еще за день утомился. Но Антонио уверенно сидит в седле. Привычка. Он вспоминает, как еще мальчишкой ездил летом из Мате́ры к дедушке с бабушкой в деревню. Тоже на муле. Внезапно маленький караван остановился. Антонио открыл глаза.

Пронзительный поросячий визг и ужасная вонь. Это с пастбища под зоркой охраной маленького свинопаса возвращается стадо свиней. Дырявая крыша свинарника держится каким-то чудом, но дверь не закрывается. Окон нет. Даже маленького оконца… «Оконце» — существительное среднего рода единственного числа. Как и слово «стойло». Впрочем, это не стойло, а свинарник. Для занятий здесь условия и в самом деле свинские. Вот и приехали!

Антонио грызут сомнения. Ведь он умеет петь и играть на гитаре. Это же верный кусок хлеба. А много ли проку с того, что он кончил институт и стал учителем? Он не в штате, и даже помощником учителя его не берут. Он учитель начальной школы, которую еще надо создать. А если никто из ребят не захочет заниматься или не перейдет, скажем, из третьего класса в четвертый, прощай государственное пособие, тю-тю денежки, которые он из своего кармана выложил. И старики родители, выходит, зря ему помогали, отдавали свои последние лиры. Антонио чувствует себя настоящим преступником. Да, но, с другой стороны, разве можно держать ребят в этом свинарнике без окон, без света, без воды?

— Что вы все разглядываете да вокруг ходите? Тут ни у кого света и водопровода нет. А вода — пожалуйста! Колодец рядом. Смотрите сами, все равно лучше ничего здесь не найдете. Но мое дело сторона. Не возьмете свинарник, мне же спокойнее будет.

— Попробую поискать еще что-нибудь. Вы не обижайтесь, дон Панкрацио. Вы были так любезны, я вам очень признателен.

— Э, полноте, пустяки. Я всегда рад помочь.

— Ну, а если я все же решу снять свинарник? Во сколько мне это обойдется?

— Сговоримся.

— Простите за назойливость, дон Панкрацио, но я должен знать заранее.

— А сколько вы зарабатываете, дон Антонио? Простите и вы за нескромный вопрос.

— Примерно пять тысяч лир за каждого ученика, который перейдет из второго класса в третий, и одиннадцать тысяч лир, если перейдет из третьего в четвертый.

— А если ученик на второй год останется или совсем уйдет?

— Ни лиры.

Тут Крикун расхохотался. Впервые за много лет.

— А за учеников первого класса?

— За них не платят.

— Выходит, они гроша ломаного не стоят? Кто же вас заставляет быть учителем?

ЗМЕЯ ГУАРДАБАССО

Сальваторе сделал еще шаг и вдруг увидел ее. Она свернулась в клубок и, вытянув шею, впилась глазами в зайчонка. Большая змея в желтых и черных пятнах. «Гуардабассо, коль я тебя встречу, так уж привечу». Убью, значит.

Беги, зайчишка, беги. Уж лучше дать тебе убежать, чем оставить змее на поживу. Но зайчишка не шевелится. Встав на задние лапки, он неподвижно, покорно ждет, когда наступит его конец. Только повизгивает еле слышно. Сальваторе тоже словно окаменел. Одно неосторожное движение, и плоская голова на тонкой шее метнется вперед. И принесет смерть. Сальваторе пытается нащупать ногой палку или камень. Дедушка говорил, лучше палку. Сальваторе осторожно пятится, не теряя из виду змею и зайчонка. Краешком глаза он замечает рядом крепкий сук.

Только бы не опоздать, только бы заяц не пошевелился и змея не бросилась бы на него. Сальваторе быстро наклоняется и поднимает сук.

Теперь надо ударить и перебить змее спину.

Сальваторе страшно. Он весь покрылся холодным потом.

Ему еще ни разу не доводилось убивать змею. Главное — одним ударом перебить ей спину. Сколько раз он рассекал палкой воздух, сбивал листья, молотил по камням. Но теперь ему предстояло одним ударом прикончить кровожадную змею-убийцу — гуардабассо. «Я никого не боюсь, — повторяет про себя мальчик. — Я, Сальваторе Виджано, не трус».

Удар — и готово. Он и в самом деле перебил змее спину.

Сальваторе чуть не стошнило, когда он увидел, как перешибленная змея судорожно дернулась и застыла на месте.

Заяц вздрогнул, слегка покачнулся. Бежать у него уже не было сил, и он позволил схватить себя. Сальваторе чувствовал, как он дрожит. Но дрожи, зайчишка, ты спасен, тебя не съедят. Шерстка на нем вся взъерошилась, а в глазах еще таится ожидание неминуемой смерти. Но смерть отступила.

Сальваторе прижался щекой к заячьей мордочке. Усы зайчонка легонько щекочут кожу.

— Хороший мой зайчишка, я не струсил и спас тебя от смерти. Я буду тебя беречь и защищать, — шепчет Сальваторе.

— Пассалоне! Пассалоне, иди сюда! — крикнул он.

— Где ты, Сальваторе?

— Ту-у-ут!

Сальваторе стоит, крепко прижимая зайца к себе. Иначе заяц, повинуясь инстинкту, убежит, хотя только что этот же инстинкт заставил его неподвижно ждать смерти.

— Что это?

— Смотри!