Думаю, я мог протянуть еще долго, если бы в памяти моей все чаще не всплывали дни моего детства. Когда я был моложе, я вовсю потешался над теми стариками, которые не были способны вспомнить, что ели на завтрак, зато могли в точности описать, как выглядел велосипед, подаренный отцом на Рождество. Но я сам вдруг стал таким же, с памятью, напоминающей неудавшийся кабачок: большой и сочный с одной стороны и тонкий и безжизненный с другой. Но, быть может, жизнь – это просто замкнутый круг, и убегающее от нас детство вовсе не удаляется, а наоборот, приближается к нам? Ведь чем старее мы становимся, тем яснее видим его.
Что ж, солнце моего детства освещало в памяти многие приятные события, но так же, как помним мы прекрасное, так помним и другое. Я часто думал об отце, и солнце тускнело. Вы не знали своего дедушку, и мне не довелось дождаться старости своего отца. Он лишился рассудка, когда мне было всего девять. Я не пожелаю ни одному ребенку того, что довелось пережить мне. Те, кому приходилось в жизни сталкиваться с подобным, знают о метаморфозах, которые происходят с человеком, бывшим в здравии и отличном самочувствии, и впоследствии превратившегося в чудовище. Разумеется, мы знали, что отец болен. Он и раньше подолгу «зависал» (как мы, дети, это называли) и сидел, уставившись в одну точку, не отвечая на наши вопросы. В такие минуты мать просила нас не беспокоить отца. Она закрывала дверь в его комнату и уходила, а мы тайком возвращались и приоткрывали ее. Мы видели, что он продолжал сидеть с безжизненными руками, повисшими плетьми вдоль ножек стула, и смотреть в одну точку. Я помню, как наше детское сознание, в качестве защитной реакции, воображало, что отец обдумывает какой-то секретный план или модель космического аппарата. Мы были детьми, и нам было непонятно, что кто-то может просто сидеть, ничего не делая, думая ни о чем.