Завтрашний царь. Том 1

Вечер ушёл на устройство стоянки. Братскую ставку и снежную стену с наветренной стороны возвели без помех. Если за крепостью боярина Кайдена впрямь следили чужие, вид воинского знамени напрочь отбил у злодеев охоту высовываться. На другой день Сиге Окаянный с ближними витязями был зван к наймовщику на пир и знакомство.

Вблизи крепость гляделась ещё лучше, чем издали. Когда-то она стояла на островке; русло глубокой быстрой речки ещё и теперь угадывалось под снегом. Одну из проток наполнял тот самый тёплый ручей.

– А ведь благодатные были места, – задумчиво проговорил Смешко. – Зверь, птица… рыба в озёрах…

– Мудрено ли, что чувары сюда кого попадя не хотели пускать, – кивнул воевода.

– Ещё знать бы, за что на благодетеля поднялись?

– По тяжкому времени и дети забываются, на мороз родителей гонят.

– Может, боярин решил владыке Хадугу спасённый край объявить, а они воспротивились…

– Либо просто вызнали: нет больше Кудаша с кудашатами, раздумали чад боярских кормить?

Ворота распахнулись навстречу. Сумерки крытого двора выпустили молодцев в ярких колпаках и просторных кафтанах, расставленных для ношения поверх кожухов.

– Пожалуй на хлеб-соль к скудости нашей, батюшка воевода!

– А дружина-то охотничья, – опознал знамённые кафтаны Смешко.

Вышел крепкий малый, одетый богаче других: боярич Вейлин, меньшедомок. Пригульной Воган нёс блюдо лепёшек из болотника, туесок белой выварной соли. Он боялся, моргал, смотрел на старшего брата. Воевода поклонился наследнику рода, принял ответный поклон. Меньшедомок и гость разломили лепёшку, присолили. Отведали, вступая во временное родство.

– Справных воинов ты привёл, воевода Сиге! И быстро дошёл, быстрее, чем ждали.

Окаянный вежливо отмолвил:

– Мои витязи – ратному телу голова. Рамена, десница, сердце ретивое – в твоём доме живут.

Смешко и воины с любопытством оглядывали крытый двор. Внизу ухожи, по первому крову длинная пятерь, за нею входы в хоромы. Сразу видно, что строились после Беды. Денники для охотничьих скакунов, ныне тихие, праздные. Кречатня…

– Там, где мы милостью твоего батюшки встали, в снегу дорогая стрела обнаружилась, – вспомнил воевода. – Железко вызолочено, перо красное, пяточка самосветного камня тирона. Возьми, боярич. Верно, твоя?

– То стрела отца моего, – принял древко Вейлин. – Вот, стало быть, куда улетела.

Окаянный не скрыл удивления:

– А мы слышали, боярин глазами скорбит…

По краю пятери зелёным пламенем горели светильники. Мертвили пригожих блю́дниц, заполошно метавшихся меж поварней и великой палатой. В пляшущих отсветах Смешке что-то причудилось за дверью ближнего денника. Витязь полюбопытствовал – и чуть не шарахнулся. Изнутри крашеными глазами смотрела гого́на. Выделанная шкура коня на деревянном остове, напханная паклей.

– Как живой стоит, – с гордостью пояснил детинушка в охотничьем кафтане. – Нашему боярину во многих трудах был друг верный. Ныне хозяина ждёт, чтобы на последнем костре в единый дым обратиться.

Смешко потерялся с ответом. Не придумав лучшего, помянул Коновой Вен:

– Дикомыты, слыхал я, куклы добрые шьют. Детям в назидание… Зверьё, птиц…

– Куклы! – хмыкнул охотный услужник. – Шерсть с ветошью. Вот у нас!.. Не тряпка на палке – жеребец боярский любимый. А вон там не пух какой утячий – белый кречет с руки праведного Гайдияра! Хочешь, добрый витязь, единым глазком птицу царскую посмотреть?

Чучело, смутившее окаянича, оказалось первым из множества. Со всех сторон пялились гогоны лосей, оленей, кабанов. Щерили клыки медведи и волки, огрызались угрюмые росомахи. Диких птиц – и вовсе без счёта. В великой палате, где готовили стол, по стенам не видать было порожнего места.

Боярин сам спустился с пятери встречать воеводу. У знатных андархов – а в старике угадывалась порода – это был знак высшего уважения к гостю.

– Повеселу ли добрался, друг мой Сиге, к порогу этого дома? – громко проговорил Кайден на языке Левобережья.

Чернавки суетились, подавая витязям воду в корытцах, длинные рушники. Окаянный выступил вперёд:

– Благодарю на заботе, всемилостивый господин. Дорога была легка, а твой провожатый надёжен.

Глаза, подёрнутые мутным льдом, тотчас обратились на него и больше не отпускали.

– Я рад, друг мой, что твои лыжи оказались крылатыми. Идём же, разделим скромное угощение да посоветуемся, как мне удержать при себе удачу, когда ты лёгким соколом умчишься от меня по ветру. – И протянул руку в парчовом рукаве. – Окажи честь, воитель, проводи бессильного старика, пережившего свою зоркость.

Окаянный подставил боярину локоть.

– Радостно, – продолжал Кайден, – когда на сильных врагов, готовых одолеть слабого, находится железная рука и в ней меч…

Воевода смолчал. Старик Гволкхмэй весьма далёк был от немощи. Узловатые персты слепого сомкнулись, как орлиная ёмь. На среднем пальце и шише удивляли мозоли от тетивы.

Дружина и боярская свита вместе потянулись по всходу. Смешке всё казалось: охотники ревновали. Старались показать, что и сами – молодцы хоть куда.

– Хаживал ты, витязь, на кабана? – поправил пояс ражий детина.

Смешко ответил миролюбиво: