Завтрашний царь. Том 1

– Это он, Бухарка, обоих вёз. Вьялец ещё…

– А теперь самого везут.

– Белозубу в угон.

– Ты, Бухарка, как Белозуба догонишь, от нас привет передай!

На глумца шикнули. Беримёд кому-то дал подзатыльник. Вся стайка боязливо притихла.

Оборачиваясь на ходу, Лихарь многое успел прикинуть, взвесить, отвергнуть. Грозно промолчать? Посоветовать не судить превыше ума? Холодницу посулить языкастым?..

Он сказал:

– Да, так всё и было. Наш брат Белозуб ошибся лишь в том, что развязал отступника сам, когда надо было поручить младшим. Пустяковая оплошка, а стоила жизни. Ведь если бы рану принял кто-то из неучей, опытный Белозуб его сберёг бы в пути. Да и пленника… – Лихарь вздохнул, – мы встретили бы униженного, но бодрого… не ту мокрую тряпку, аж руки было тошно марать.

Он замолчал.

– И учитель Ветер тогда бы не умер? – тихо спросил кто-то из младших.

Лихарь ответил:

– Этого мы не знаем. Даже Ветер не предвидел, что одному из нас братоубийца окажется милей братьев. – И набрал воздуху в грудь. – Ещё что вы должны были уразуметь?

Мальчишки шушукались, но внятного слова не последовало. Лихарь вздохнул:

– Молчите? Я подскажу. Двое, не сумевшие помочь Белозубу, изнемогли в беге, но примчали его живого домой. Он умер на руках у нашего отца, успев последние слова сказать и правду открыть… Потому что другие за него превыше сил порадели. Запомните это… А ну, подняли головы! Хвалу запевай!

Под самый уход из Чёрной Пятери новый стень призвал воронят. И тяжело, долго расхаживал туда-сюда. Хмурил светлые брови, раздумывал. Выслушивал что-то. Может, за дверью, может, в себе самом. Взвешивал на левой ладони правый кулак. Хотён никогда не был речист, а с гибели Ветра стал вовсе молчальником. Воронята следили опасливо. Сделавшись в крепости вторым человеком, Хотён ссутулился под бременем, стал злым, угрюмым. Чуть что не так – долго в голове звенеть будет! Наконец стень решился.

Кивнул, чтобы приблизились.

Раскрыл руку. Протянул бурый комок.

На ладони медленно распрямились обрезки верёвочных прядей…

Плетежок. Неказистый, свалявшийся в долгой носке.

Очень знакомый.

Вспоротый ударом ножа.

Склеенный кровью.

…И завыл ветер над пустым обледенелым раскатом. Заскрипели голые ветки, заплакали человеческим плачем. Воронята с другими унотами бегали там на лыжах. Как все, кланялись оскаленному обрыву… а ещё – тайно – дереву возле кромки.

Упал, значит, в оттепельный снег плетежок. А Хотён незаметно подобрал. Спрятал.

Они-то думали, что стеня своего знают…

Первый урок

Слепой Некша с поводырём шагали Вторыми Кнутами.

– Ну нету охоты, так и нейди, – в который раз повторял Некша. – Сам дорогу сыщу.

– Сказал – отведу, приведу, значит отведу, приведу, – ворчал Хшхерше. – А рот мне не затыкай!

– Так и я, сказано, без нянек управлюсь.

Заплутать впрямь было сложно. Улица повторяла изгиб стены, плавно заворачивая вправо. Оточный Кут, притон рыбаков, по-другому звали просто Островняком. Пеший ход здесь тянулся больше мостами, чем сушей. Два-три дома с причалами – и снова плеск под ногами. Па́зык каждого моста Некша знал с малолетства. И сколько шагов осталось до Щучьего, мог сказать без запинки. А там Полуденная. И нужный двор на углу.

– Сознайся, морянин: сам любопытствуешь…

– Ещё чего! Посмеяться иду. Певчий у безголосого ученья хочет просить!

На калитке висела деревянная колотушка, привязанная верёвкой. Прежде блестело витое бронзовое кольцо, но хозяин давно пропил его.

Раб подоспел на стук со всем проворством, возможным для хромоногого. Он кланялся, прятал в нарукавники измазанные глиной руки, пытался что-то сказать. Неурочные гости только поняли, что дома не было ни хозяина, ни хозяйского сына.

– А мы не до них, мы до тебя дело пытаем, – сказал Хшхерше. – Сулился ты намедни вот ему рожоное горло на соловьиное перековать?

– Добрый… господин…

– Умел сболтнуть – умей ответ держать за посул. Тебе вроде позволено улицами гулять?

– Да, доб…

– Вот и пошли. Не то к хозяину попла́чусь, чтоб выпорол!

– Грозен ты, морянин, – пожурил Некша, пока Мгла закрывал ремесленную и дом. – Это ж раб безответный. И так любого чиху боится.

– Да мне бы в толк взять, чему он, поло́хало, тебя учить хочет!

Некша пожал широкими плечами:

– А вдруг?

– Глянем, сказал слепой, послушаем, отмолвил глухой, нога здесь, нога там, сказал колченогий… Э! Раз учить не отрекается, кабы платы не запросил!

– И что? Умный невольник по медной чешуйке выкуп копит.

– Он тебе на медную чешуйку и посоветует. А сам утку захочет.

Некша рассмеялся:

– За утку я наших черёдников выучу из луков стрелять…

Злая молва приписывала малорослому Хшхерше долгие пальцы. Не настолько, чтобы водиться с Карманом или засылать с добычи вору Коверьке… просто, видя его на улице, люди почитали за благо придерживать кошельки. И уж городские зауголья морянин знал как никто. Он выбрал местечко под обрывом на берегу Воркуна. Широкое плёсо забирало все голоса, хоть песни ори, хоть разбойные дела обсуждай.