Зазаборный роман (СИ)

Завхоз, видимо, посчитал, что плата сеткой кончилась, не вечно же за одну сетку можно не ходить в наряды. И подойдя к моей шконке, ударил по ней и рявкнул:

— В наряд на кухню сегодня идешь. После ужина.

Рявкнул и пошел другим рявкать. Если бы он был поумней или физиономистом, он бы совсем ко мне не подходил бы, обошел бы за пять метров. Проводил я угрюмым взглядом завхоза, дождался, когда он из барака выйдет, к себе в каптерку пойдет. Дождался, слез со шконки и дубину достал. Кто увидел, ничего не сказал, ну идет и идет себе зек с дубиной, никого не трогает, ну и пусть себе идет, вон у него рыло какое, нехорошее, может плохо человеку, может у него душа болит… Зашел я в каптерку, руку с дубьем за спиной держу.

— Чего тебе? — высокомерно завхоз спрашивает. Ну, блядь!..

Взмахнул я дубиной, завхоз взвился со своего места и как попугай в клетке, биться об стены начал, тесно ему, толстому, в углу. Вдарил я раз по чайнику, вскользь вышло, руки подставляет и бьется, вдарил второй, получше вышло! Видят завхоз — смерть пришла, очкастая, ломанулся прямо и сшиб меня с ног. Выскочил в коридор и с ревом умчался в штаб.

Встал я, дубину брать не стал и пошел в трюм собираться, да, наверно, молотки. Не простит мне кум, Анатолий Иванович, мразь, мразь, головы завхоза, ой, не простит.

А братва в бараке негромко обсуждает, хоть и гуляет топор по зоне и драки обычное дело, резня да избиения, но я-то спокойно зиму жил, вот и непонятно зекам — че так, не взбесился ли. Но ко мне никто с расспросами не суется, Кожима, тот вообще сделал вид, что ничего не произошло. Ну вдарил зек завхоза по чайнику, значит надо было. Что толочь, переливать из пустого в порожнее. Понятие беспредел не распространяется на ментов, их любой может долбить, когда посчитает нужным…

Вижу в окно прапор идет и прямиком к нам, в девятый отряд. Заходит и мою фамилию кричит. Отозвался я, не прятаться же. Идем в штаб, прапор что-то дожевывает и меня пытает, что такое?

Поведал я ему, мол, завхоз меня оскорбил, вот я и обиделся. Прапор на полном серьезе советует, на будущее, что, мол, надо было кентов поставить, дверь держать, а самому получить с завхоза! Ну и чудеса! Прапор мне говорит, мол, все блатные так делают. Да знаю я, но чтобы прапор советовал… Ну и дела!..

Приходим в штаб, в ДПНК, завхоз бумагу пишет, как я его бил дубьем, ДПНК вредный, который нас встречал, майор Москаленко, кричит:

— Ты что? Ты что? — и гневно усы раздувает. Я в ответ бойко:

— Гражданин начальник, посудите сами — он меня оскорбил!..

— Я! — взвился завхоз с шишками на голове.

— Да я сидел в каптерке и не одним словом к нему не касался!..

— Посудите сами, гражданин начальник, — гну свое:

— Сидите вы здесь, в ДПНК, прихожу я и бью вас дубьем по голове…

— Меня?! — ДПНК ошизел от такой наглости.

— Вот и я говорю, что я вас буду бить, вы мне ничего плохого еще не сделали, так и его, если б он меня не оскорбил — я б его никогда не вдарил бы в чайник пустой…

— В трюм! — орет-надрывается Москаль, вытаращив глаза на мою дерзость и скрытую, но плохо, угрозу.

Иду в трюм. Что и требовалось. Рож там будет не сто, как в бараке, не тысяча, как в зоне, а поменьше.

Посадили меня в блатную хату. Пятым. И отсидел я там пятнашку. От трюмов на общаке здешние трюмы несильно отличаются. Вроде все тоже: темно, сыро, грязно, тесно, прохладно. Только кормят, хоть и через день, но как на убой. Боится трюмный шнырь, что оттрахать могут, как с его предшественником поступили. Но главное отличие — чифиру море, без краев, трава часто, колеса закатываются, конфеты — и шоколадные, и попроще — килограммами! Несут в трюм и прапора, и ДПНК, и даже кумовья-оперативники, подкумки по фене, все тащат в трюм, все хотят денег, а в ПКТ бабок хрустящих валом!

Во всех бараках зоны жулики авторитетные, бараки держащие, собирают грев-общак, на трюм. Сигареты, сладкое, чай, деньги, наркоту… Собрав, платят или ДПНК, который в этот день дежурит или прапору, старшему по трюму. Такса твердая — сто рублей. Ну а если присвоят… Братва поведала, что три года назад был случай, прапор один, из грева взял себе половину денег. Через месяц шел с обходом по ночной зоне, вместе с другим прапором, в паре положняк им по зоне тусоваться, и из темноты, со свистом, прилетел электрод… С одной стороны шишка из гудрона для веса, с другой заточенный. Почти насквозь прапора пробил, электрод тот, помер на кресте прапор, даже не дождался машины скорой помощи… С тех пор передают все в исправности. Одним словом, хоть и трюм, но жить можно. Досидел, романы потискал — и в зону.

А там закрутилось-завертелось, главное, распечатать, следом само пойдет. Дней через пяток после выхода, я с мужичком подрался, в третьем отряде. Он на меня не так посмотрел. Отсидел десять. Выскочил, помылся, пожрал чуток — и по новой. Шнырю отрядному, в столовой, миску с баландой на голову одел — жидкая баланда, не вина в том шныря, но он рычать вздумал, черт, мол не блатной, хлебай такую, ну, тварь, ну, мразь!