Зазеркалье Петербурга. Путешествие в историю

Знаменитый ученый Борис Розинг проживет в этих стенах восемь плодотворных лет, не переставая работать и публиковаться, смеясь, отклонит предложение США о беспрепятственной эмиграции и полном обеспечении, а в 1931-м в возрасте 62 лет выйдет из этой двери в последний раз – Розинга арестуют за помощь контрреволюционерам (в лаборатории собирали деньги для передачи бедствующему сослуживцу, который, к сожалению для всех сочувствующих, когда-то был царским офицером).

Основоположник электронного телевидения умрет в ссылке через два года, точное место погребения останется, несмотря на наличие надгробия, загадкой, а имя его, даже после посмертной реабилитации, будет практически забыто.

Литература

Архитекторы-строители Санкт-Петербурга… СПб., 1996.

Весь Ленинград. Л., 1924.

Горохов П.К. Борис Львович Розинг – основоположник электронного телевидения. М.: Наука,1964.

Розинг Борис Львович // БСЭ. Т. 22.

Самохин В.П. Памяти Бориса Львовича Розинга (1869–1933) // Наука и образование: Электронное научное издание / ФГБОУ ВПО «МГТУ им. Н.Э. Баумана» // http://technomag. edu.ru.

Твелькмейер Л.Б. Мой отец и его окружение // Нестор (Журнал истории и культуры России и Восточной Европы). № 12. Русские люди (Из семейных архивов). СПб., 2008.

Дом князя Лобанова-Ростовского (1820 г., архитектор О. Монферран; Исаакиевская пл., 2)

«Я родился и вырос во дворце. Следует добавить, в большой коммунальной квартире. Мы жили в квадратной двадцатиметровой комнате впятером: мои родители, я, бабушка и мамин брат. Потом мамин брат… женился, и у него родилась дочка… Нас стало семеро.

Тогда я ходил во второй или третий класс и иногда серьезно задумывался о том, что если бы можно было положить нашу комнату на бок, ее площадь была бы больше. Дело в том, что потолки в ней были высотой шесть с половиной метров.

Когда во дворце делают коммуналку, пространство всегда получается необычным. Так же вышло и в нашем случае. В каждом жилом помещении коммунального дворца был построен второй этаж, который занимал пространство над коридором и приблизительно на треть выступал в комнаты. Получался великолепный балкон с деревянными перилами. У нас его площадь превышала метров 12 метров. Еще одна настоящая комната, только вытянутая…

Подобный балкон имелся у всех соседей. На каждый вела деревянная лестница: у кого прямая, у кого с площадкой, были и винтовые.

Исаакиевская площадь, 2

Кроме этого, в квартире были: четырехметровые изразцовые печи, огромные окна со старинной бронзовой фурнитурой и мраморными подоконниками, парадная лестница из мрамора с бронзовыми же креплениями для ковровой дорожки, черная лестница, кухня площадью 75 квадратных метров с эмалированным умывальником в углу, дровяная колонка в ванной и выгороженный деревянный туалет один на всех.

Длинный, как беговая дорожка стадиона, коридор разделяли на индивидуальные секции двери. В нашей секции, почти напротив входа в комнату, висел на стене старый телефон, тоже один на всех»[65].

В этом коммунальном дворце провел свое детство двоюродный племянник Иосифа Бродского Михаил Кельмович, ныне – дизайнер и психолог.

Бродскому было около 25 лет, когда он заходил к соседу Михаила, такому же молодому поэту Владимиру Уфлянду, небольшая комната которого считалась, пожалуй, самой богемной из десятков других: «Свободу выражало все: светлая ткань портьер, то, что балконный этаж ограждало не сплошное ограждение, а деревянная решетка. То, что он жил с Галей, которая не была его женой. (Она тоже мне нравилась.) А также то, что они курили оба в комнате и спали на полу в верхнем этаже.

К нему в гости ходили литераторы. На стенах висели изразцы, взятые со стен взорванной Греческой церкви…

У него жила ворона… Ворона свободно расхаживала по комнате, поэтому весь пол был застелен газетами, и все равно загажен. В этом ощущался дух свободы»[66].

К родственникам в соседнюю дверь Бродский при этом не заходил. «Он всегда такой», – обижались его дяди и тети.

Огромный дом Лобанова-Ростовского был «муравейником» не только в советское время. Яхтсмен, коллекционер и муж богатейшей наследницы Клеопатры (в девичестве – Безбородко), 30-летний князь Александр Лобанов-Ростовский поручил Монферрану (в это же время начавшему строить напротив Исаакиевский собор) постройку доходного дома, в котором сам жить не собирался. Помещения сдавались под магазины, квартиры, ателье, но девять лет эксплуатации принесли только долги, и вскоре после сильнейшего наводнения 1824 года, затопившего нижний этаж, князь продал дом государству под Военное ведомство.

Катастрофическое наводнение пережидал в «доме со львами» и герой Пушкина в поэме «Медный всадник»: