Зажги свечу

– Нет, мне нужно принять решение сейчас, – зашмыгала носом Элизабет. – Понимаешь, я жить без него не могу. Никогда в жизни я ничего не хотела так отчаянно. Я умру, если останусь без него. Я не хочу жить, если рядом нет Джонни…

– Хорошо-хорошо. – Эшлинг опешила, услышав подобные слова от Элизабет. – Он будет с тобой, куда же он денется? Он ведь не сказал, что разрывает отношения. Я имею в виду, если вы работаете в одном месте, и нравитесь друг другу, и вы встречались, и… гм… спали вместе и так далее… Он ведь не бросит тебя просто так, верно?

Элизабет внезапно перестала плакать:

– Вот именно это мне и нужно тебе объяснить, на что может потребоваться целая ночь. Именно поэтому я и умоляла тебя приехать, ведь ты моя лучшая подруга. Мне нужно избавиться от беременности. Нет, ты дослушай сначала. Я решила, что должна это сделать, но мне страшно. Ну, наверное, я боюсь умереть от кровотечения. Боюсь чем-нибудь заразиться и умереть. Боюсь, что будет невыносимо больно, и я буду орать, и она перестанет…

– Кто перестанет? – Эшлинг заговорила шепотом.

– Миссис Норрис. Она медсестра, и акушерка, и все такое, и у нее там очень чисто. Так мне говорили.

Эшлинг застыла, не донеся стакан до губ.

– Ты… ты ведь не имеешь в виду, что собираешься пойти к какой-то женщине, чтобы избавиться от ребенка? Ты хочешь, чтобы она сделала тебе аборт?

– Ничего другого мне не остается.

– А как считает Джонни? Он одобряет?

– Послушай, он ничего не должен узнать. Я так и думала, что ты про него спросишь. Мне пришлось объяснять самой себе вслух, и я все еще не могу понять это логически, но мне нужно как-то донести до тебя, что Джонни не ввязывается ни в какие проблемы, не принимает участия в жизни других людей или в чем-то, что ему не нравится… Он так устроен…

– То есть ты собираешься избавиться от его ребенка, потому что тебе кажется, что Джонни так устроен… Ну что за глупости!

– Налей-ка мне еще вина, ночь будет долгой, – сказала Элизабет.

И ночь действительно оказалась долгой. Они поднялись в спальню Элизабет, на случай если отец, вернувшись, захочет продолжить приятную болтовню, которая ему так понравилась. Они слышали, как он пришел домой и поднялся к себе в комнату. Позже они снова спустились на кухню, приготовили суп и сэндвичи. Часы показывали четыре утра.

Теперь глаза покраснели не только у Элизабет, но и у Эшлинг. А когда за окном забрезжил рассвет, она дала следующие обещания:

– никогда не говорить Джонни о случившемся;

– постараться поддерживать жизнерадостную атмосферу в Кларенс-Гарденс и не задавать лишних вопросов;

– поехать к миссис Норрис вместе с Элизабет и остаться там столько, сколько разрешат.

– Я на все согласилась, – сказала засыпающая на ходу Эшлинг, когда они снова поднялись наверх и добрались до постели. – Я думала, у меня сильный характер, но теперь я согласилась на все, с чем не согласна. Я не понимаю, почему ты не хочешь родить ребенка. Я абсолютно уверена, что он бы на тебе женился… А даже если бы не женился, то все равно не понимаю… Если он увидит, что ты, счастливая и довольная, живешь здесь с ребенком, то будет восхищаться тобой еще больше, и не важно, насколько он безалаберный. А если ты все-таки решишься на аборт… тогда ты невероятно смелая и сильная, и я не понимаю, почему ты не хочешь, чтобы он тебя похвалил и поздравил с этим… А ты собираешься увидеться с ним на следующей неделе, как будто ничего не произошло! По-моему, ты совсем спятила, а он выглядит как самый жестокий, самовлюбленный осел, который…

Элизабет слабо улыбнулась:

– Нет, он просто очень честный и говорит, что делает только то, что хочет, а теперь я учусь у него. Я делаю то, что хочу. Это ты у нас альтруист, поскольку собираешься помочь мне, хотя не считаешь, что я поступаю правильно. Ты, наверное, думаешь, что я еще и смертный грех совершаю.

– Господи! Я почти забыла про грехи на фоне всего остального, но ты права, помимо всего прочего, это еще и самый настоящий смертный грех.

Для них обеих дни пролетали как в тумане. Сначала они сходили в антикварный магазин, чтобы познакомиться с мистером Ворски, который пришел в восторг от Эшлинг – от ее волос и ее имени. Оно такое волшебное, такое прекрасное… не могли бы вы его записать? Мистер Ворски позвал Анну из подсобки, и она тоже восхитилась. Они уже слышали от Элизабет про чудесные годы в Ирландии, и сердце Эшлинг снова растаяло, когда она увидела, как много они знают про Килгаррет, большую семью О’Коннор и гибель брата на войне.

Потом они повидались с Моникой Харт, которая работала в магазине одежды. Нынче они с Элизабет уже не были близкими подругами, однако Моника обрадовалась встрече с Эшлинг.

– Вы ведь назвали котенка моим именем, верно? – спросила она.

Эшлинг оглядела довольно тощую девушку в черном платье продавщицы, с пышными кудряшками, маникюром и ярко-оранжевой помадой на губах.

– Да, назвали. Котенок превратился в огромную кошку, она уже старенькая и теперь принадлежит Ниам, моей младшей сестре. Когда Элизабет вернулась сюда, то кошку отдали Ниам, как одежду, из которой выросли.