Зажги свечу

– Я могла бы сказать ей, что ты просишь помолиться о чем-то личном, – предложила Эшлинг. – Тогда маманя помолится, а Господь перенаправит молитвы для тебя куда нужно. Хотя, конечно, было бы неправильно просить ее помолиться об успешном аборте или вроде того. Это было бы оскорблением Господу…

– Ну разумеется, я понимаю, – смутилась Элизабет.

Они помолчали.

– Разве ты не можешь обсудить проблему с твоей мамой? Ты говорила, что теперь вы гораздо лучше ладите с ней, как и мы с маманей… Вдруг она может чем-нибудь помочь?

– Нет, я думаю, она испугается… растеряется. Она не в состоянии справляться с проблемами… Вот, ее последнее письмо, почитай…

– Здесь нет начала… Это не первая страница.

– Это и есть начало. Теперь она пишет именно так.

В этом уродливом мире, в современном уродливом мире тебе будет невероятно трудно понять, каким было мое детство. Мы носили длинные просторные платья… с очень высокой талией, а в волосах цветы. Всегда свежие цветы, может быть, четыре или пять гардений в день… при первых признаках увядания цветок бездумно выбрасывался… столько красоты… на лужайках мы расстилали плотные белые скатерти и салфетки, на зеленых бархатных лужайках… никаких зарослей… мужчины… молодые мужчины, уходившие на войну, были такие любезные и храбрые. Они бросали взгляды… и легкомысленно относились к жизни. «Я на все готов, Вайолет, если только ты поцелуешь меня на прощание…»

Эшлинг подняла взгляд:

– О боже, но ведь это все неправда? Твоя мама же не настолько старая, чтобы отправлять кого-то на первую войну, верно?

– Конечно, она все придумала… Никаких таких платьев, цветов, пикников на лужайках. Она жила в доме, похожем на наш, сходила на пару бурных вечеринок в двадцатые годы и вышла замуж за отца. Понимаешь, в ее голове перепутались все прочитанные книжки. Она словно теряет рассудок, тебе не кажется?

– Похоже на то, но, наверное, временно. Возможно, скоро пройдет.

– Ах, Эшлинг, и что бы я без тебя делала?

* * *

А потом был день рождения, который глубоко врезался в память. Они наверняка усердно готовили роскошный пир, хотя позже, пытаясь восстановить последовательность событий, Эшлинг ничего не смогла толком вспомнить.

Они, должно быть, сходили за покупками, приготовили еду, украсили стол самодельными бумажными украшениями и нарядились сами. Эшлинг надела кремовое платье, в котором казалась себе тусклой и унылой, но все вокруг уверяли, что оно невероятно идет к ее волосам, и она поверила. Элизабет выбрала розовое бархатное платье. Она навсегда запомнила, как Джонни говорил про блондинку в розовом бархатном платье, хотя на самом деле переживала, подходит ли ей такой цвет, не выглядит ли она слишком бледно.

Отец тоже принарядился, а когда брился в ванной, то напевал себе под нос и даже насвистывал.

– Впервые в жизни такое слышу! – изумилась Элизабет.

– Бедолага, ему просто очень одиноко, вот и все его проблемы. Ему нужно немного внимания.

– Когда я пытаюсь уделить ему внимание и спрашиваю о чем-нибудь, о его чувствах сейчас и тогда, он весь багровеет…

– Ага, тогда это неправильное внимание. Ему нужен лишь поверхностный интерес, не надо лезть слишком глубоко.

– Ты научилась невероятно успешно обращаться с мужчинами! – восхитилась Элизабет.

– Ничего подобного. Если я так хороша, то почему с Тони Мюрреем чувствую себя полной дурой? Та, которая умеет обращаться с мужчинами, превратила бы его в послушную собачонку. А я все переживаю, что, с одной стороны, могу его потерять, а с другой – окажусь к нему привязана…

– Все равно у тебя получается лучше, чем у меня, – уныло призналась Элизабет.

– Ты, в отличие от меня, готова поставить интересы других людей выше собственных. А я такой никогда не была и никогда не буду. Маманя мне это с детства говорила, и, признаться, я думаю, она права… О мистер Уайт, вы выглядите как настоящий именинник! Ты только посмотри на него, Элизабет! Разве не великолепен?

– Папа, ты потрясающе выглядишь!

– Спасибо, дорогая, вы обе тоже прекрасно выглядите. Я рад отпраздновать свой день рождения с такими привлекательными барышнями.

Он предложил девушкам шерри, и они с облегчением переглянулись: хорошо, что не забыли поставить в шкаф новую бутылку взамен выпитой в ночь приезда Эшлинг.

Они преподнесли отцу подарки, и он с довольным видом в кои-то веки решил их сразу же надеть и долго возился, придирчиво поправляя галстук и платок, вкалывая булавку для галстука и заменяя старые запонки новыми.