Зажги свечу

– И вокруг меня тоже! – с искренней завистью воскликнула Ниам, потерявшая дар речи при появлении видения в кремовом платье и шарфике и с открытым ртом наблюдавшая сцену приветствия.

Шивон тоже застыла с салатом и ветчиной в руках, глядя на хозяйку в полном изумлении.

– На тебе школьная форма смотрится куда лучше, чем когда-то на нас, – торопливо сказала Элизабет, чувствуя, что Ниам требуется внимание. – В ней что-то изменилось?

– Нет, но нам разрешили носить свои блузки, если они не слишком кричащие, как выразилась бы сестра Маргарет, – ответила довольная Ниам.

– И она вам все еще ничего такого не говорит?

– Она нам больше ничего не говорит!

Элизабет села на стул и потянулась:

– Если бы вы только знали… если бы вы только могли себе представить, как чудесно вернуться сюда…

Возвращение оказалось даже лучше, чем она могла себе вообразить в самых буйных фантазиях. Та же самая спальня, две кровати с белыми покрывалами с вышивкой «кэндлвик» и белый шкафчик между ними. Та же самая статуэтка на каминной полке, хотя на плаще Пресвятой Девы добавилось сколов. В божнице на лестничной площадке все так же горела лампада Святейшего Сердца, комнаты стали немного меньше, а лестница – немного уже, но в целом дом в размерах не уменьшился. Может быть, потому, что по любым меркам это действительно огромный дом, подумала Элизабет. И совсем обветшалый. Неужели и раньше ковер был таким же рваным и расползался на лестнице? Разве обои отслаивались? Раньше на стенах тоже были коричневые мокрые пятна или они появились недавно? Впрочем, какая разница? Казалось, что каждый уголок в доме радуется ее приезду.

Тетушка Эйлин и Ниам шли рядом с Эшлинг, когда та водила Элизабет по всему дому, и даже Шивон следовала за ними, ослепленная гостьей с английским акцентом, которая столь явно чувствовала себя здесь своей.

Донал взлетел по лестнице, прыгая через две ступеньки, чтобы поздороваться с Элизабет. Он стал высоким, тощим и таким бледным, словно ему натерли лицо мелом. Тонкие губы выглядели почти синими, а когда он улыбался и смеялся, то его лицо походило на череп. Элизабет сглотнула навернувшиеся на глаза слезы. Она надеялась, что Донал будет похож на Шона, но он совершенно отличался от старшего брата.

– Как ты думаешь, Элизабет Уайт, здорово ли я вырос? – спросил он, подсмеиваясь над собой.

– Донал, ты потрясающий! И всегда таким был, – ответила она,

– Разве я не выгляжу костлявым и изможденным? – Его голос звучал легкомысленно, но Элизабет почувствовала в нем боль и тревогу.

Она театральным жестом коснулась его лба и убрала спадающий на глаза локон:

– Ах, Донал О’Коннор, ты напрашиваешься на комплименты, но если тебе так хочется, то изволь. Ты выглядишь как поэт или художник. Кто-то вроде Руперта Брука или даже Байрона. Ты доволен? Или мне продолжить лестные речи?

Он широко улыбнулся, и, прежде чем тетушка Эйлин нежно прижала ее к себе, Элизабет поняла, что верно подобрала слова.

* * *

Дядюшка Шон вернулся домой, когда они рассматривали котят, которых обнаружили в ванной утром.

– Это Мелани, дочка Моники. Она впервые принесла котят! – Ниам светилась от гордости.

– Похоже, у кого-то период увлечения «Унесенными ветром», – засмеялась Эшлинг.

– Жаль, что у меня нет сестры, – вдруг сказала Элизабет.

– У тебя есть я! Разве я не лучше, чем сестра? – возмутилась Эшлинг.

– Да, но ты не всегда со мной…

– Я была с тобой, когда понадобилась тебе.

– Верно. Я этого никогда не забуду.

Они посмотрели друг другу в глаза.

* * *

– Где же она, где? – Дядюшка Шон заметно постарел, гораздо сильнее, чем тетушка Эйлин.

У него появилось много лишних волос: в носу, на ушах, на тыльной стороне ладони. Элизабет не помнила, чтобы видела их там раньше. Или, может быть, ей так казалось по контрасту с отцом, чья кожа гладкая, безволосая и почти отполированная?

Дядюшка Шон почти застеснялся столь элегантной девушки, пока она не стиснула его в объятиях.

– Ничего себе! Глядя на тебя, я понимаю, что нынче не в состоянии давать тебе достаточно денег на карманные расходы! Эйлин, ну разве не красотка? Она словно с фотографии в журнале мод!

– Ой, дядюшка Шон, не говорите так! Вы же не любите журналы мод!

– Я их обожаю, просто мало про них знаю. Эйлин, какой еще чай! Думаю, нужно отвести мисс Уайт пропустить пару рюмочек у Махеров, а затем, возможно, пообедать в гостинице. Представляешь, как у всего города языки зачешутся? Спорим, они не поймут, кто эта роскошная юная леди, и подумают, что я старый волокита. Как думаешь?

Элизабет подыграла ему:

– Чепуха! Меня тут наверняка хорошо помнят и скажут, что это та самая Элизабет Уайт, которая много лет сидела на шее у О’Конноров, а теперь снова взялась за старое!

Эйлин посерьезнела:

– Элизабет, детка, никогда не говори так даже в шутку. Ты тоже член нашей семьи, как и все остальные. Жаль, что ты не могла пожить у нас подольше… Хотя тогда разве стала бы ты такой красоткой? Я скучала по тебе не меньше, чем по Шону.

И здесь тоже перемены. Когда Элизабет уезжала из Килгаррета, имя Шона не произносили вслух.

Глава 13