Зажженный факел

— Так бывает, — улыбнулась Акади. — Больше я не принадлежу роду Кенса. Временно безродная, но полагаю, что этот вопрос решу в ближайшие дни. Так что, господин Искар, я могу провести ночь в комнате, которую вы любезно выделили моей дочке?

— Там всего одна кровать, вам будет неудобно, право же, — бормотал он.

— Не извольте беспокоиться. Я двадцать лет прожила на земле, привыкла к неудобствам. Решено.

Она поклонилась главам кланов, те в ответ почтили её кивками и отправились восвояси. Лореотис, стиснув мне на прощание плечо, догнал их и, кажется, о чём-то заговорил с Агносом. А я заставил себя отвернуться.

Здесь и сейчас. Печать и факел. Вот о чём нужно думать в первую очередь.

* * *

Не спалось. Всегда так бывает, когда днём выдрыхнешься, как дурак. Я не меньше часа ворочался в огромной постели, но когда защита Материка в очередной раз замигала, понял, что нет смысла маяться дурью, и лучше пойти прогуляться.

Сев на кровати, я машинально считал вспышки. Сначала четыре. Это, наверное, Дамонт, Лореотис и двое сопровождающих покинули Материк. Не вышло у него задержаться… Эх, жаль.

Спустя минуту, когда я уже оделся, воспоследовали ещё две вспышки — «конвой» вернулся. Но когда я подошёл к двери, полыхнуло ещё дважды.

Это меня озадачило. Снова две вспышки. Ещё, ещё, ещё… Всего я насчитал шестнадцать. И когда уже хотел выйти, полыхнули две последние. Сердце отчаянно забилось.

Я пытался себя успокоить. Ну, мало ли, кто из Воздушных магов куда шныряет, и зачем. Однако сердце знало то, до чего разуму было не дотянуться. Сердце тревожилось и ждало.

* * *

Дверь, ведущая из башни во дворец, была открыта. Очевидно, соотношение гость/пленник изменилось в пользу первой составляющей. Едва я толкнул дверь, как до меня донеслись нежные и печальные звуки музыки. Кто-то играл на пианино. Или фортепиано. Или на рояле. Кто бы мне объяснил, чем всё это добро друг от друга отличается… Впрочем, я бы тут же забыл.

Я пошёл на звук. Дворцовые коридоры тонули в полумраке, но все стеклянные поверхности — а их было в изобилии — испускали лёгкое, почти незаметное свечение, благодаря которому можно было спокойно ориентироваться.

«Факельный» зал, в котором мы обедали при свете свечей, теперь весь сиял этим отстранённым, загадочным светом. И госпожа Акади в белых одеждах показалась мне привидением. Это она сидела за невесть откуда взявшимся хрустальным пианино и самозабвенно нажимала на клавиши.

Я остановился, не желая прерывать мелодии, и вдруг… Вдруг меня будто пронзило: я ведь знаю эту мелодию! Не сказать, что я такой уж меломан по части классики, просто в далёком детстве смотрел ужастик про клоуна, и там постоянно играла эта самая музыка. Бетховен, «К Элизе».

— Откуда вы знаете эту музыку? — вырвалось у меня помимо воли.

Пальцы госпожи Акади остановились. Она повернулась ко мне с доброй, материнской улыбкой.

— От одного человека, — сказала она.

— Какого человека?

— Сэр Мортегар, вы так взволнованы, как будто я украла у вас эту прекрасную музыку.

Почти угадала! Не у меня, а у моего мира. Вы спёрли у нас холодильник, микроволновку, сотовую связь, проигрыватель, а теперь ещё и вот это?! Слабо самим что-то придумать?!

Я угрюмо молчал, и госпожа Акади сжалилась:

— Эту мелодию любила наигрывать моя мама, госпожа Фиэлис, от неё научилась и я. А кто написал ноты — не знаю. Собственно, и нотной записи не осталось, но у магов Воздуха хорошая память на звуки.

Фиэлис… Я мысленно несколько раз произнёс имя матери госпожи Акади. Сопоставил его с оригинальным названием композиции. Написание-то я помнил — всё, что писалось не кириллицей, в голове осталось, — а вот как произносятся немецкие слова — никогда не знал. Но ведь похоже. Фиэлис… Может ли быть такое, что Бетховен попытался записать родными буквами имя женщины, поразившей его воображение в ином мире, но вместо «Фиэлис» смог вывести только нечто, похожее на «Für Elise»?..

— Мама всегда говорила, что слышала эту музыку во сне. Там для неё играл какой-то человек, — сказала Акади, задумчиво глядя перед собой.

Ладно. Не стоит сейчас затевать разговор про другие миры. Раз уж случай свёл меня с сильной Воздушной магессой, грех не воспользоваться ею в своих гнусных целях.

— Госпожа Акади, я заметил, что вам не нравится Искар…

— Это наше с ним дело, — перебила Акади.

— Понимаю. Но вы, наверное, не расстроитесь, если я спрошу: можно ли как-нибудь сломать эту защиту?

Я показал на факел, висящий в воздухе. Госпожа Акади, заинтересовавшись, встала. Вместе мы подошли к факелу и остановились возле рунической границы. Я протянул руку и будто пощупал невидимую стенку. Безупречно гладкую и просто никакую на ощупь. Ни тёплую, ни холодную.

— Ничего себе, — тихо сказала Акади. — А я даже внимания не обратила.

— А что тут? — спросил я.