Воздушный хлеб листы жуют, Их кормит ветер у оград. Сейчас он сам листву бесстыжую На площадь вывел и – назад. У храмов запертых, у булочных Христом он молит. Ох, Христом. И был он с ним в саду полуночи И вызубрил навеки стон. О, ветр, не буду ждать, пока мне Ты стукнешь костью по плечу. Хочу будить я в мире камни, Я ветру всё отдать хочу.
133
Ужель умру я на вершине, И не сойду с вершины я? И синим вечером застынет Душа безумная моя? И синий-синий труп вечерний Снегами вьюги загрызут. И ни листочка сонной черни Не шелохнется там внизу. И не приснится никому там Цветок вершин – рододендрон, Который зорями закутан И кровью вечности зажжен.
134
Я ищу златое слово. Тын зари острей лучи. На лбу вечера родного Прыщик звездочки вскочил. Обернусь слепым прохожим. Змей дорог я приучу Целовать мне пылью рожу, Ветром припадать к плечу. Солнцу покажу сурово Кулаки плодов в саду. Я ищу златое слово, Я ищу, и я найду.
135
Огонь огнем огонь изранил, Из раны той поэт возник. И счесть нельзя у сердца граней, И глаз не счесть, я многолик. И звуки ловит волос каждый, На черном гребне молний треск. И жить, быть может, не однажды И проливать восторг окрест. И бродит ножками мурашек Творенья ледяная дрожь, И желтый труп заката страшен, И тела нет, а сердце сплошь. И беспощаден сумрак синий И нежно гладит топором. И звезд следы песком пустыни Метет рассвета нежный гром.
136
Под ветер, целующий сажу, Под вьюгу в вершинах мансард Художники радугой вяжут Искусства раскидистый сад. Под корень копают глазами, Хватают за шеи ветвей. Мазками последними замер Творенья лихой соловей. А ногти и лысины с лаком Дымят в магазинах внизу. Мир золотом вещи оплакал, Но мастер шлифует слезу.
137
На виселицах фонарей Огни задрыгают… Бодрей С упругою, как ветер, страстью Натянет лунный лук мой вечер Над приготовившимся к счастью Упругим полом человечьим. Белки забегают, поищут, Зрачки залают злей и звонче На обнаженный рай пророка… А там к закатному побоищу, Крестясь созвездьями широко, С благословеньем духовенство ночи.
138
Не на белых слонах чистой крови, Не на черных китах над водой, Мир дрожит на лазурной корове, На корове Корана святой. Стал быком он, конечно, при этом… Как арена пустыни – тоска. Буду я матадором, поэтом, Шпагой песни вопьюся в быка.