Збиг: Стратегия и политика Збигнева Бжезинского

8. Война в Афганистане. По мере роста потерь и расходов политические комментаторы задавались вопросом о смысле этого вторжения. Было ли оно бессмысленным? Можно ли утверждать, что бремя войны распределилось равномерно по всему обществу, если оно не коснулось детей политической элиты?

9. Внешняя и оборонная политика. Должен ли Советский Союз отказаться от доктрины мирного сосуществования (согласно которой временное примирение с капиталистическими странами – это всего лишь «передышка» на пути к мировой революции), особенно в свете риска ядерной войны и растущей взаимозависимости? Если да, то что это будет значить для широкомасштабных инвестиций в советский военно-промышленный комплекс?

10. Советский блок и мировое коммунистическое движение. Должна ли Коммунистическая партия Советского Союза отказаться от руководящей роли по отношению к своим братским партиям в других странах? Если да, то что это будет означать для Доктрины Брежнева?

Конец октября 1989 года был, конечно, знаменательным временем для посещения Советского Союза. Историческое значение обозначенных в «Большом провале» тем для дискуссий заключалось в том, что эти фундаментальные вопросы обсуждались не зарубежными критиками Советского Союза, а членами политической элиты. Задачей Бжезинского и остальных членов американской делегации было определить, куда же могут завести все эти дискуссии.

В день открытия конференции Бжезинский должен был произнести речь в Дипломатической академии Министерства иностранных дел, здание которой ещё за несколько месяцев до этого оставалось закрытым для иностранных посетителей. Строгость социалистического режима подчёркивалась тем, что это представительное, но ничем особенным не выделяющееся среди других подобных строений здание, до сих пор не имело вывески снаружи. Обе делегации зашли внутрь, и американцы прошли по паркетному проходу, обрамленному стенами с потускневшей светло-зелёной штукатуркой. За стеклянными витринами были выставлены лозунги, плакаты и фотографии, демонстрирующие достижения Ленина и Горбачёва. Их политический смысл был ясен без перевода – с ними не сравнится ни один другой лидер.

Бжезинский прошёл в главный лекционный зал, походивший на большую университетскую аудиторию с рядами полукруглых столов, образовывавших своего рода амфитеатр. Внутри этого амфитеатра были расставлены столы для конференции, с которых Бжезинский и другие главные участники обращались к собравшимся. За ними, на возвышении, похожем на обтянутый красным бархатом алтарь, располагался внушительный бюст Ленина. Атмосфера в зале походила на сцены революционного собрания из фильма «Красные». Зал был забит битком, студенты теснились вдоль стен и выглядывали из дверных проходов; тусклое освещение в советском стиле придавало происходящему некоторую нереальность. Бжезинский, критикующий советскую идеологию с 1960-х годов, приобрёл особую популярность в советской прессе, неизменно называвшей его «скандально известным» или «пресловутым». И поэтому, когда один из главнейших идеологических врагов Кремля поднялся и начал свою речь, в аудитории воцарилась гробовая тишина, прерываемая только щёлканьем затворов фотоаппаратов.

В начале своего выступления Бжезинский отметил, что до этого выступал в коммунистических странах только три раза: в Чехословакии в 1968 году, в Венгрии в 1988-м и в Польше в 1989-м. Он добавил, что по исключительному совпадению за его выступлениями последовали антикоммунистические волнения в Праге, отставка долго занимавшего пост руководителя Венгрии Яноша Кадара и сокрушительная победа «Солидарности» на выборах в Польше. После он добавил, что в этом смысле рад выступить перед такой замечательной аудиторией в Советском Союзе. По залу пронёсся многозначительный смех.