Бжезинский только что опубликовал книгу «Большой провал: рождение и смерть коммунизма в XX веке», и в ней он утверждал, что коммунистический мир вошёл в стадию системного кризиса, который должен привести к краху этого идеологического эксперимента. В своём вашингтонском офисе в Центре стратегических, международных исследований, где он занимал должность старшего научного сотрудника и советника, он каждый день пристально наблюдал за всеми событиями коммунистического мира. С неизменным вниманием читал он ключевые статьи в советской прессе, переводимые и публикуемые Информационной службой иностранного вещания при правительстве США. Сидя в удобном кресле, он методично просматривал доклады в мягких бежевых обложках, откладывая отдельные статьи в прозрачные папки с ярлычками. К наброскам глав он приступил в самом начале 1988 года, а закончил рукопись в августе. Общий замысел «Большого провала» стал интеллектуальной схемой, которая определила ход дискуссий в Москве и легла в основу как вопросов Бжезинского, так и выдвигаемых им аргументов.
На протяжении предыдущих четырёх лет западные эксперты спорили между собой о том, что же представляют собой реформы Горбачёва – уловку, призванную пробудить в Западе ложное чувство безопасности, или искреннюю попытку перестроить здание тоталитарной системы, возведённое Лениным и Сталиным. Вопрос этот служил источником горячих обсуждений в политических кругах. Но к концу 1989 года во внутренней и внешней политике Советского Союза произошло слишком много перемен, чтобы от них можно было легко отмахнуться. В Польше на выборах победил независимый профсоюз «Солидарность». Коммунистическая партия Венгрии разрешила проведение многопартийных выборов. За несколько дней до визита в Москву Бжезинского Горбачев проследил за сменой руководства в Восточной Германии, передав его в руки предполагаемых реформаторов. В самом Советском Союзе политическая открытость выразилась в резкой критике коммунистической системы со стороны средств массовой информации и привела к повышению сепаратистских настроений в союзных республиках. Все эти события служили драматическим фоном московской конференции.
В своей книге Бжезинский уже предложил обстоятельный анализ интеллектуальных дискуссий в политических кругах Советского Союза. Суть этих дискуссий он выразил в так называемых «десяти факторах разногласий»:
1. Экономическая реформа. Если Советский Союз намерен преодолеть «застой», то есть экономический упадок эпохи Брежнева, то следует ли ему отойти от централизованной плановой экономики? Каким образом может произойти переход к системе самостоятельных предприятий, реагирующих на спрос и цены? Как советское правительство собирается реагировать на возможные экономические потрясения, связанные с таким переходом?
2. Социальные приоритеты. Следует ли сократить инвестиции в тяжёлую промышленность и оборону, чтобы повысить не слишком благоприятный уровень жизни советских граждан? Следует ли сократить и подвергнуть публичной критике привилегии «номенклатуры» – высокопоставленных государственных и партийных чиновников?
3. Политическая демократизация. Можно ли провести экономические и социальные реформы без желания прислушиваться к требованиям общества и без поощрения политической инициативы снизу? Если нет, то должна ли советская система включить в себя возможность идеологического плюрализма и политического выбора?
4. Роль партии. Должны ли идеологические споры и плюрализм привести к демократизации коммунистической партии или даже к отмене её политической монополии? Должна ли на смену системы, при которой все государственные дела контролирует «партия-авангард», прийти многопартийная система?
5. Идеология, религия и культура. Если гласность позволила заявить о себе другим идеологическим системам и представлениям помимо марксизма-ленинизма, то следует ли коммунистической партии ослабить идеологический контроль над системой общественных ценностей и позволить больше свободы в сферах религии и культуры?
6. История (сталинизм). Поскольку советская система представляет собой наследие сталинского периода, то следует ли провести моральную переоценку этого периода? Следует ли преступления Сталина приписать одному ему, или также Ленину и марксизму-ленинизму в целом? И какова легитимность политической системы, допускающей такие преступления и такое насилие?
7. Внутренние национальные проблемы. По мере распространения гласности в нерусских областях Советского Союза фасад национального единства начал рушиться. Нерусские народности начали задаваться вопросом – следует ли им возродить свою национальную идентичность и свою национальную историю и следует ли им бросить вызов руководящей политической роли русского этноса? Дело дошло даже до обсуждения возможного политического самоопределения.