Збиг: Стратегия и политика Збигнева Бжезинского

Шахназаров ответил, поначалу официальным тоном, что Советский Союз желает, чтобы другие страны уважали его безопасность и сохраняли с ним дружеские отношения, и что «мы также заинтересованы в политическом процессе, который в настоящее время происходит в Европе – в объединении Европы и в демонтаже двух блоков». Увлёкшись темой, Шахназаров стал утверждать, что перемены в отношениях между Восточной Европой и Советским Союзом должны сопровождаться параллельной трансформацией отношений между НАТО и Организацией Варшавского договора. Он выразил точку зрения, согласно которой СССР «желает поддерживать долгосрочные отношения со своими союзниками на экономическом, политическом и культурном уровнях». Намекая на масштабные планы правительства Горбачева, он добавил: «Эта задача вполне достижима, тем более что мы сами меняемся. Идея в том, что не только Восточная Европа, но и Советский Союз присоединится к Европе».

Бжезинский недоверчиво спросил, что Шахназаров имеет в виду под «дружескими отношениями», особенно если учесть, что Сталин так же описывал свои цели в восточноевропейских странах. Он добавил, что Польша и Венгрия переходят к «действительно всеобъемлющим реформам своих политических и экономических систем» и что в этом смысле они идут «далеко впереди Советского Союза». Отсюда он сделал логический вывод: «Если поддерживать баланс между реформами в Восточной Европе и в Советском Союзе, то либо Польше и Венгрии придётся притормозить, либо Советскому Союзу придётся поспешить с переменами».

Пытаясь защитить свою позицию, Шахназаров заявил, что польский премьер-министр, якобы, дал понять, что Советский Союз до сих пор необходим в качестве «основного гаранта» независимости Польши и что такое положение продлится ещё десять-пятнадцать лет, пока отношения между Востоком и Западом утратят характер конфронтации. Наклонившись вперёд в попытке продемонстрировать свою искренность, он подчёркнуто сказал: «Мы не будем стараться замедлять перемены в Восточной Европе. Эти перемены идут в том же направлении, что и реформы в Советском Союзе – сокращение роли идеологии, усиление рыночных отношений, упрочение законности и децентрализация политической власти. Эти процессы едины. В СССР и в Восточной Европе происходит одно и то же».

Выслушав советскую сторону, Бжезинский шутливо спросил: «А какова будет ваша реакция, если поляки начнут вешать коммунистов на фонарных столбах?» Глава советской делегации Олег Богомолов без колебания ответил: «Это внутренние дела поляков, и им решать». Шахназаров повторил свои аргументы, подчеркнув: «Как мы неоднократно говорили, мы не станем вмешиваться во внутренние дела других стран». Так ведущий эксперт Горбачёва по Восточной Европе фактически заявил, что Советский Союз не будет сопротивляться антикоммунистическим выступлениям, которые угрожали свергнуть правительства стран Варшавского договора. Немного подумав, Бжезинский с лукавой улыбкой заметил: «Ну что ж, остаётся только надеяться на то, что поляки этого не услышат, потому что они могут приступить к делу прямо сейчас, если поймут, что им за это ничего не будет». Советская делегация отреагировала неловким смехом.

Затем беседа перешла к идеологии. Шахназаров сказал, что нашёл книгу Бжезинского «Большой провал» чрезвычайно интересной, и педантично добавил: «Впрочем, мне кажется, название у неё неверное. Провалом закончились не идеи социализма и коммунизма, а всего лишь одна модель, построенная на этих идеях».

Бжезинский спокойно углубился в дискуссию, словно руководя академическим семинаром. Он сказал, что единственной моделью того, что мы называем коммунизмом, был Советский Союз после окончания Новой экономической политики в 1928 году. «Такова реальность коммунизма, – объяснял он. – Он существует теоретически. Что касается его известных реализаций – то есть реалий Советского Союза, стран Восточной Европы и Китая – то все они обернулись большим провалом». К такому же выводу, по его мнению, приведут оценки системы исходя из социальных предпочтений, условий жизни и цены прогресса. «Вы заплатили ужасную цену за прогресс при коммунизме, – продолжил он, – и этот прогресс не стал настолько существенным, как прогресс при западных системах. Более того, все примеры реформ сводятся к тому, чтобы отказаться от основополагающих черт коммунизма. Вы фактически признаёте, что суть социализма лучше передают идеи социальной демократии, а не коммунизма. Вы утверждаете, что правы были меньшевики». В конце своей речи Бжезинский заявил: «Горбачев уже сказал венгерским партийным лидерам – которые вскоре после этого повторили мне его слова – что всё сделанное после 1928 года было ошибкой».