Затормозив у дома Банк, Свен хотел что-то сказать, но не успел: Бритт-Мари уже вышла из машины, а он остался стоять с фуражкой в руках. Бритт-Мари вошла в дом, закрыла перед ним дверь и неподвижно стояла, сдерживая дыхание, пока Свен не уехал.
Потом Бритт-Мари убрала дом Банк снизу доверху. Поужинала супом, в одиночестве. Потом медленно поднялась по лестнице, взяла полотенце и села на край кровати.
22
Банк явилась домой где-то между полуночью и рассветом, феноменально пьяная. Она держала в руках коробку из пиццерии и распевала песни, имеющие мало общего с культурой. Причем до такой степени, что матросы бы покраснели, полагала Бритт-Мари. Она сидела на балконе; собака подняла на нее взгляд, и они смотрели друг на друга, пока Банк сквернословила и что-то бормотала, ковыряясь ключом в замке. Собака словно сожалела, что не может удрученно пожать плечами. Бритт-Мари ее очень понимала.
В первый раз внизу грохнуло, когда со стены слетела рамка, пораженная палкой Банк. В следующий раз за грохотом последовал звон – это упала на пол рама, и осколки стекла на фотографии девочки-футболистки и ее отца брызнули по полу. Разгром внизу продолжался около часа – с завидной регулярностью. Банк кружила по комнатам, методично разнося вдребезги воспоминания – не в ярости, не в бешенстве, а с последовательностью отчаяния. Одно за другим. Под конец остались только голые стены и осиротевшие гвоздики. Бритт-Мари замерла на балконе. Как же ей хотелось вызвать полицию! Но номера Свена у нее не было.
Наконец грохот стих. Но Бритт-Мари все сидела на балконе, дожидаясь, пока Банк угомонится и ляжет спать. Вскоре после этого послышались мягкие шаги на лестнице, скрип дверных петель, и Бритт-Мари почувствовала, как что-то шершавое коснулось ее пальцев. Собака улеглась рядом с ней – достаточно далеко, чтобы не быть назойливой, достаточно близко, чтобы они ощущали движения друг друга. Потом все затихло. А через несколько часов в Борг пришло утро – в той мере, в какой утро вообще может прийти в Борг.
Когда Бритт-Мари с собакой отважились спуститься по лестнице, Банк сидела на полу в прихожей, привалившись к стене. От нее пахло спиртным. Бритт-Мари не знала, спит она или нет и насколько уместно поднять ее темные очки и осведомиться об этом, так что Бритт-Мари просто принесла щетку и подмела осколки. Собрала фотографии в аккуратную стопку. Составила рамы в угол. Подала собаке завтрак.
Бритт-Мари уже накинула пальто и сунула список в сумочку, а Банк даже не шевельнулась. Собравшись с духом, Бритт-Мари все же поставила перед ней пиво.
– Это подарок. Я бы вам крайне не рекомендовала пить сегодня еще, поскольку вы, кажется, вчера выпили достаточно, так что теперь вам придется выкупаться в соде с ванильной эссенцией, если хотите, чтобы от вас пахло как от цивилизованного человека, – уведомила она Банк, – но это, как я понимаю, меня не касается.
Банк не шевельнулась и не ответила.
– Ах-ха. Как бы то ни было, я завернула пиво в целлофан, – добавила тогда Бритт-Мари. – Когда я наконец получила возможность все обдумать в тишине и покое, то пришла к выводу, что с учетом привходящих обстоятельств это может показаться невежливым, но могу заверить вас, что руководствовалась я самыми лучшими намерениями. Я просто хотела, чтобы оно выглядело понаряднее.
Банк сидела настолько неподвижно, что Бритт-Мари пришлось нагнуться, чтобы удостовериться, что та дышит. В чем и убедилась – струя перегара едва не обожгла ей роговицу. Проморгавшись, Бритт-Мари выпрямилась и внезапно услышала собственные слова:
– Приходится заключить, что вы не из тех людей, чей отец болеет за «Ливерпуль». Мне сообщили, что человек, чей отец болеет за «Ливерпуль», никогда не сдается.
К чему она это сказала, Бритт-Мари не знала и сама. Получилось как-то невразумительно. Для верности она тем не менее уточнила:
– Или старший брат. Я знаю, что в определенных случаях возможен и старший брат, который болеет за «Ливерпуль».
Она уже стояла на лестнице и оставалось только закрыть за собой дверь, когда из полумрака донеслось бурчание Банк:
– Папка болел за «Тоттенхэм».
Бритт-Мари решила не уточнять, что, вообще говоря, это значит.
От Личности, сидевшей на кухне пиццерии, пахло, как от Банк, но настроение у нее было получше. Кажется, она обратила внимание на забинтованную руку Бритт-Мари, но ничего не сказала. Зато вручила Бритт-Мари бумагу, которую оставил «какой-то из города».
– Что-то насчет кубка по футболу. «Тренеру».
– Ах-ха, – ответила Бритт-Мари и стала читать документ. Его она не очень поняла, только уловила что-то насчет «ответственного за регистрацию» и «лицензии».
Вникать глубже Бритт-Мари было некогда, дел у нее хватало, так что она сунула бумагу в сумочку и подала кофе мужчинам в кепках и бородах. Мужчины читали газеты. Спрашивать о приложениях с кроссвордами Бритт-Мари не стала, а мужчины их не предложили. Карл забрал посылку и тоже сел пить кофе. Допив, отнес чашку на прилавок, кивнул Бритт-Мари, не глядя на нее, и пробормотал: «Спасибо, очень вкусно».