Здесь и сейчас

– Что? – Марина Львовна закусила удила. – Ты им желаешь такой жизни, как у нас с тобой? Этот чертов Уолтер увидал на кухне целлофановые мешки, которые ты выстирала и сушиться повесила, так у него чуть глаза на лоб не вылезли. Вера говорит, что он на нашу жизнь смотрит и только удивляется, удивляется и морщится.

– Ну конечно! – съехидничала упрямая Кира. – Да они уверены, что мы тут каждый день икру черную ложками жрем, тетеревами закусываем. Такие пиры каждый раз затевать, виданное ли дело!

– Да, он не догадывается, как мы на самом деле живем. Ты сегодня с утра в «Севере» за тортом больше часа стояла, так еще радовалась, что немного народу, а он этот торт лопал и знать не знал. У них ведь зашел в магазин и купил один из ста тортов, что на прилавке. Из ста! И никаких очередей! Вот мы с Колей в прошлый год в Болгарию ездили – это же совсем другая жизнь! А Канада не Болгария.

– Мариша, все это да, – тяжело вздохнула Кира, – но как же без любви? Она же его не любит совсем.

– Ничего, полюбит, ей на это целый год дан. Привыкнет. И что такое эта твоя любовь? Вздохи на скамейке с каким-нибудь соседским мальчишкой? Поцелуи при луне? А что потом? Потом один серый быт, который любую любовь убьет, даже самую сильную. Глупости! Я замуж выходила, ни о какой особой любви не думала, и, как видишь, жива.

– То-то и оно, – грустно подтвердила Кира, – то-то и оно. Как оно тебе без любви, а, Марина?

Марина Львовна вздрогнула, но не ответила, начала яростно двигать стульями, придвигая к столу.

Кира поправила на животе фартук и принялась убирать со стола. Собрала в стопку грязные блюдца, сверху водрузила чашки, подняла хрупкое сооружение и поставила обратно на место. Обернулась к Марине.

– Мариша, – простонала Кирочка, – пожалей ты дочь. Он же тебе ровесник. У Верочки никого в жизни не было, а тут этот, с простатитом.

– С ума сошла! – от возмущения округлила глаза Марина. – У них там нет простатита.

– А что, у них в Канаде после сорока георгины в штанах зацветают?

– Я не знаю, что там у них зацветает, только знаю, что он в антикварном на Садовой купил старую чернильницу за тридцать долларов. Нет, подумай, отдать тридцать долларов! Какая-то старая чернильница, а? Ты можешь себе такое позволить? Вот и я не могу.

– Да на какого ляда она мне нужна? – рассердилась Кира. – Мариночка, очнись! Этот Вольтер тебе ровесник. Так у тебя уже дети взрослые, а он только жениться надумал. Это что, нормально, когда мужик за сорок первый раз женится? Мы же о нем ничего не знаем.

– Как не знаем? Да он тети-Нинин родной сын.

– И дальше что? Что ж он столько ждал-то? А я тебе скажу: у этого твоего шикарного варианта с бабами проблемы, в этом все и дело. За него, поди, ни одна их канадская бабенка замуж не идет, вот он сюда и намылился. И ведь, глянь, из двоих не Надю выбрал, а Веру, которая будет ему безропотно в рот глядеть. Ох, не дурак мужик.

– Да ладно, просто Надька двух слов по-английски связать не может. Чему их только в школе учат? Говорила бы Надька хорошо, так выбрал бы Надьку. Какая ему разница?

– Марина, ты себя послушай! Приехал заморский барин, выбрал себе из двух девочек ту, что поудобней. «Какая разница!» Вот именно, чистый расчет…

Заскрипела дверь в спальню, и на пороге возник, словно зомби, Николай. Тронутые сединой волосы всклокочены, дряблый живот навис над резинкой цветастых семейных трусов, из-под которых двумя загогулинами – бледные, с прожилками вен ножки. Пошаркал тапками в туалет, прохрипев по дороге, будто придушенный:

– Маруся, налей попить компотику.

Марина безрадостно поглядела вслед мужу, сложив скорбную складку на переносице. Произнесла негромко, чтобы Николай не услышал, но твердо и окончательно:

– Так вот, я хочу, чтобы у моей дочери нормальный муж был, а не бесплатное приложение.

– А ведь они почти одногодки, – сурово констатировала Кира ему вслед. – Только наш ведь свой, родной, а тот… Синяя Борода.

Вера, о существовании которой, казалось, все забыли, лежала на диванчике, поджав ноги, притиснув к себе Ласку и зарывшись носом в собачью шерсть, и слушала не предназначенный для ее ушей разговор. Вроде бы чувствовала себя избранной, особенной, почти что счастливой – готова была согласиться с мамой. А с другой стороны – слишком резкий вираж закладывала жизнь, очень уж страшно было – вдруг Кира права? Неужели все дело только в том, что она знает английский язык? Или этот канадец действительно в нее влюбился? И что такое этот простатит?

От избытка чувств Вера всхлипнула, и Ласка тут же принялась горячо и сильно вылизывать своей любимице лицо, тыкать холодным носом в ухо.

На сватовстве напасти не закончились.