Здесь и сейчас

– Да что ты сразу кипятишься? Ну да, дорого, тем более что к видеомагнитофону еще их американский телевизор нужен. Это я так, пошутила. Я, когда в Канаду перееду, сама себе куплю. – Надька ни минуты не сомневалась, что будет следующей после Веры. И если у Верки так себе жених, жадный старпер, то она меньше чем на молодого миллионера не согласна. – Пойдем, а? А то там люди, которых я мало знаю, мне одной неудобно.

– А тащить с собой сестру к малознакомым людям тебе удобно? Ждали меня там с распростертыми объятиями.

– Ладно тебе, я предупредила, что мы вдвоем придем. Людям же интересно на взрослых двойняшек посмотреть.

Понятно: Надьке очень хотелось проникнуть туда, где будут показывать запретное кино, и заветный пропуск она получила обещанием развлечь компанию лицезрением наших одинаковых рож.

– Ага, давай пойдем и устроим бесплатный цирк, – съехидничала я. – Весь вечер на манеже сестры-близнецы Арихины.

Мне не хотелось идти, я не люблю новые шумные Надькины компании. И вообще сборища малознакомых людей не люблю.

Надька пустила в ход последний аргумент, железный:

– Думаешь дома тихо отсидеться? Не удастся. Кира с утра на кладбище собралась, а Любчик к нам мужиков своих позвал, я слышала. Будут в карты играть и водку пить.

– Ох, мама его не видит… – искренне огорчилась я за брата.

Любомир последнее время все больше прикладывался к бутылке, на другой день мучился головной болью, становился злым и нервным.

– А ты ей скажи, – любезно посоветовала сестра.

Мы обе знали, что никто ничего не скажет маме, даже Кира. Сделать издалека мама все равно ничего не могла, так зачем понапрасну расстраивать.

Надька продолжала наступление:

– А я не собираюсь с тобой рядом сидеть, чтобы весь день тебя от Реника Тадулаева отбивать. Так что подумай, где лучше время провести. – Надька оторвалась от рисунка, обернулась ко мне и проникновенно поинтересовалась: – Или он тебе нравится, Реник?

Я действительно забыла об угрозе в виде Реника из третьего подъезда. Последний раз он зажал меня в углу у подвала и влажно дышал чесноком и перегаром в лицо. Я бы пожаловалась брату, но Реник разумной границы пока не переступал, жаловаться было, по сути, не на что. Тем более что называл он меня то Веркой, а то Надькой. Но от воспоминаний о нем меня, тем не менее, передернуло.

– С ума сошла совсем? Это он тебе, может быть, нравится. А у меня Уолтер…

– Ах, ну да, Уолтер! – Надька преувеличенно часто закивала головой, размахивая карандашом. – Я вот скажу нашему Вовику, чтобы мне приплачивал за охрану твоей чести и достоинства. Скажу ему, что твои честь и достоинство в опасности.

– Только посмей к телефону подойти!

Уолтер звонил мне раз в месяц, в третью пятницу вечером, и в это время в нашей семье никто не подходил к телефону, кроме меня. Он не интересовался моим здоровьем – у них это было признаком плохого тона – жаловаться на здоровье, даже умирая, нужно было отвечать на вопрос «как дела?», что все просто отлично. Он не спрашивал о погоде – о ней он регулярно узнавал по какому-то одному из многочисленных телеканалов, хотя я плохо себе представляла, зачем нужен специальный погодный канал. Он не спрашивал о моей работе – подразумевалось, что если работа не устраивает, то ее просто нужно сменить, а раз я все еще там, значит, все устраивает. Но с упорной дотошностью он перечислял содержимое своих посылок – проверял, все ли доходит, интересовался стоимостью коммунальных услуг и сезонным колебанием цен. Это было странно: как может цена на товар зависеть от времени года? Ну повысили в два раза цену на кофе, так это с сезоном никак не связано, глупо думать, что ее снизят летом. Морковь же с картошкой в магазине стоили всегда одинаково, вне всякой связи с качеством и погодой. Уолтер регулярно отчитывался о подготовке к свадьбе, о приобретении новой мебели, о расширении гаража, чтобы можно было ставить две машины. Он практично узнавал стоимость обучения на водительских курсах в СССР, сравнивал с канадскими ценами и настаивал, чтобы я научилась водить машину до отъезда. У нас был какой-то роман с бухгалтерским уклоном, и мне очень хотелось, чтобы хоть раз он позвонил не в третью пятницу, а в любой другой день, пусть даже и с разговорами о газонокосилке, но он никогда не звонил в неурочное время. Это тебе не Реник, у которого нет даже представления о каком-либо планировании.

Я вспомнила про Реника. Ох ты, ведь действительно припрется в субботу, нахлещется пива с водкой и полезет своими воняющими воблой руками.

И я согласилась. Только сразу предупредила, что как бы там кому ни нравилось, когда в глазах двоится, а одинаково одеваться я не стану.