Здесь и сейчас

– Надин, что вы там копаетесь? Только за смертью посылать, – оторвался от экрана Наум. – Ставь скорее и вилки принеси.

Я решила, будет лишним уточнение, что я вовсе не Надька, и послушно отправилась в обратный путь, за вилками. В коридоре столкнулась с сестрой и Давидом, опоздавшими к началу киносеанса. Я немного прибралась на чужой кухне – выбросила мятую упаковочную бумагу, помыла банку от огурцов и тарелку от борща, стряхнула крошки со стола. В коридоре моя сестра о чем-то разговаривала с отвлекшимся от фильма Моней. Я прислушалась.

– Надя, надо работать быстрее, тропинку я протоптал, скоро заказы косяком пойдут, – строго торопил Моня.

– Михал Львович, я стараюсь. Я вчера Науму отдала эскизы, вы посмотрите сами.

– Я видел. Мужик с кружкой годится, а остальное нужно дорабатывать, дилетантщина. Не Фаберже. Я тебе, заедь завтра, каталог дам с фотографиями, изучи хорошенько. И быстрей, быстрей, Надюша! Вокруг Давида вздыхать позже будешь.

Я ожидала, что в ответ на это сестра вспылит и огрызнется, но Надька промолчала.

– Да, еще. Помоги Науму с формами, у тебя хорошие ручки, ловкие. У тебя получается.

– Хорошо, Михал Львович, – безропотно согласилась сестра и тут же начала торговаться: – А как со сверхурочными?

– Девочка, какие тебе еще сверхурочные? – притворно ласково удивился Моня. – Ты и так имеешь как взрослый мужик. Зачем молоденькой девушке такие деньги? Я за эти бабки найду пяток таких зеленых сыкух, как ты…

Надька выразительно и бесстрашно хмыкнула:

– Сначала найдите.

– Ладно. Мужика с кружкой доведешь до конца – премию выдам. Ты только деньги не свети без нужды, не нарывайся на лишние вопросы.

– Да не переживайте, я не свечу, никто не в курсе.

– Вот и молодец. Мне, представляешь, тут клеймо показали – настоящее Михаила Перхина…

Я знала, что Надьке на работе хорошо платят, мы все дома знали. Сестра говорила, что это за сверхурочную работу – в мастерской она пропадала допоздна, а потом дома рисовала. Но сколько именно ей платят и за что, об этом я не задумывалась. Мне показалось вдруг, что Надежда вместе с осетрово-коньячным Моней занимается чем-то противозаконным. От неожиданности у меня резко запершило в горле, я кашлянула.

Моня резко оборвал разговор, обернулся ко мне, вперил вопросительный взгляд. Словно пытался оценить навскидку, что именно из подслушанного я поняла. Я, если честно, не поняла ничего, что и попыталась продемонстрировать, вылупив на Моню невинные глаза.

– Не волнуйтесь, Михал Львович… – правильно оценила мой придурочный вид Надежда.

– Ладно, девчонки, пошли кино смотреть, – поторопился Моня закончить разговор. – Выходной день, суббота…

Мы дружно вернулись в комнату, устроились возле телевизора. Мне осталось самое проигрышное место – на стуле у стены, за диваном. Словно в кинотеатре, когда в кассе опоздавшим достаются только боковые кресла.

Смысл картины я так и не уловила: почему крутой американский парень обладает азиатскими чертами лица и именем Брюс Ли? Вдобавок подкачал звук – фильм был не дублирован и сопровождался синхронным переводом, как на фестивальных сеансах в кино. Голос у переводчика отличался редкой гнусавостью, будто в нос ему вцепился клешнями рак. Но дрался герой классно, направо-налево раскидывал толпы плохих людей, резко выкидывая вперед руки и высоко задирая ноги. А может быть, весь смысл как раз и был в этих физкультурных упражнениях с мордобоем?

Похождения Брюса Ли закончились – только в самом конце я поняла, что данное имя принадлежит не герою, а исполняющему роль актеру. Мы плавно перешли к просмотру второго фильма, про жену дипломата. «Эммануэль». Я устроилась поудобней, настраиваясь на что-то более содержательное. Фильм, правда, без перевода, но не зря же я столько лет учила английский?

Начало было тривиальным и понятным: дипломат с женой приезжают в дипмиссию одной из жарких стран, где жене нестерпимо скучно. Я сразу вспомнила про родителей: как им там в Египте? Они тоже скучают без дела? Думаю, нет: мама говорит, что они весь день на работе…

Занятая мыслями о родителях, я, должно быть, что-то пропустила: на экране внезапно начало происходить такое, от чего я замерла и боялась издать лишний звук. И знание английского было совершенно не нужно. Жена дипломата принялась раздеваться. Она делала это не так, как делаем все мы перед сном или в ванной, а неспешно и с чувством, медленно стягивая с себя немногочисленные одежды. Она поворачивалась к нам обнаженной грудью, покатыми плечами, выставляла на всеобщее обозрение плоский живот и упругие ягодицы. Я не считаю себя ханжой, не жмурюсь в женской бане и спокойно иду на флюорографии в толпе полуголых дамочек, но происходящее на экране обнажение было слишком откровенным и провокационным.