Здесь люди

Каждый раз, когда хочется всё бросить, прекратить эти поездки, отчёты, головную боль, я вспоминаю о Серёже. Он меня ждёт.

Родители без детей

Самое страшное в войне, когда дети и внуки умирают, а пожилые родители остаются. Это один из ярких маркеров – нарушается естественный ход событий.

«Люба, Андрюша!»

28 мая 2015 года

Дневник

– «Люба, Андрюша, Люба, Андрюша!». Кричу, а сама в доме с поломанными ногами лежу. А соседи сбежались и говорят: «Они уже погибли».

У Раисы Ивановны С. остался в живых только второй внук.

Половина дома разбита.

Плачет каждый день.

Когда мы только вышли из машины, чтобы отнести помощь, первое, что услышали:

– Детей привезли?

Потом женщина осеклась.

У входа в дом плакать начала.

– Вот прямо здесь и убило.

Показывает на место рядом со мной. А слёзы потоком льются и льются.

Только тогда поняла, почему она спросила про детей.

Пока Раиса Ивановна с контузией лежала в лутугинской больнице, тела дочки (40 лет) и внука (21 год) лежали возле входа. Лежали три дня, потом их захоронили в огороде, на кладбище было нельзя.

Перезахоронили уже позже.

Полдома разбито, хотя стену силами соседей восстановили…

Подобные истории стали уже частью жизни. Сколько мы их слышали, привозя помощь из дома в дом, из посёлка в посёлок на Донбассе?..

Сейчас пишу – и как будто вместе с Раисой Ивановной, летом, во время бомбёжки. И слышу:

– Люба, Андрюша! Люба, Андрюша!

Аэропорт в Луганске. «Трубы» на переднем плане – гильзы от снарядов

С Виктором мы виделись всего один раз. Он вряд ли вспомнит обо мне, как и многие из тех, у кого мы побывали. Мы просто привезли помощь и не ожидали услышать такое.

«За калиткой»

6 ноября 2015 года

Дневник

Виктор З. живёт в Первомайске, в районе Зеленхоза.

– 15 ноября, в районе семи часов я вышел за калитку, вдруг слышу: бух-бух.

– «Грады»?

– Нет, две мины пришли.

Разворотило всё вокруг. Будку, все пристройки, огород, шифер с дома посшибало.

Виктор показывает рукой, потом прокручивает и показывает кашу.

– Я захожу в огород, а там двери входные валяются. Холодильник кинуло в другой конец сада. Смотрю, жена лежит без головы.

Смотрю на него. Слёзы?

Нет, Виктор просто отвернулся. Но слёз нет.

Он показывает рукой на место, где жена лежала.

Потом резко развернулся:

– Рядом с домом куча. Я потом в ней сына нашел. Ногу оторвало. Валялась в другой стороне. Собаку тоже насмерть сразу.

У Виктора осталась дочка. Она в Первомайске.

Сам он живёт в четырёх километрах от пограничной территории. Через него все снаряды и летают.

– Давно били?

– Тихо в последнее время. В августе рядом совсем два снаряда от укров приходило.

Сыну Виктора было 36 лет.

Дом цел, хоть осколками сильно посекло.

Когда мы уходили, он не пошёл нас провожать.

Он просто молчал.

Я не знаю, сколько раз ему приходилось рассказывать эту историю.

Я не знаю его чувств и эмоций.

Но я знаю, что в его жизни есть один день и точный час.

15 ноября около семи часов часть его жизни ушла. И каждый час, каждый миг он ходит мимо места, где была его жизнь. Которая одномоментно испарилась. И он стоял рядом с нами, и его с нами не было. Словно бы от него осталась одна оболочка. А мы все топтались на том самом крыльце, вместо его любимых, которых он оставил за калиткой. Ещё я знаю, что пишу об этом и ни черта не понимаю того, о чём пишу.

Война и старость

Пожилые люди, пожалуй, самая уязвимая группа людей на войне.

В домах, которые мы посещали, по большей части жили старики. Многие из них были совершенно одиноки, кто-то потерял всё – дом, детей. А ведь ещё есть и дома престарелых.

Эти заведения стоят особняком. Везде одна и та же проблема: люди брошены. Брошены своими же детьми. Под постами об одиноких стариках было много комментариев на тему того, какие подлецы их дети. Но статистика ужасающа и строга. Многие из комментирующих в подобной ситуации поступили бы также.

С середины 2000 года среди продвинутой молодёжи стало модно «зимовать» в теплых странах. Появился класс людей-дауншифтеров. Многие из этих баловней судьбы сдавали свои однокомнатные квартиры, и на эти деньги отправлялись в страны третьего мира. Высокие цены на недвижимость в Москве и Петербурге позволяли им месяцами бездельничать и наслаждаться красотой океана.

Один мой знакомый на протяжении последних лет жил везде – на Бали, в Таиланде, Индии. Он занимался «духовным просвещением», не ел мясо и постоянно медитировал. А дома у него осталась одинокая мать. Которая ждёт своего сына и скучает по нему. Она с трудом ходит, но сама покупает хлеб в магазине. Стара, но пока способна делать все самостоятельно. Ни любитель медитации, ни его окружение не видят в этом проблемы. Не задумываются и люди, которые уехали с Донбасса, оставив там своих родителей.

В домах престарелых живут старики, брошенные своими детьми задолго до войны.

Первомайск

«Жду ответа»

31 июля 2015 года

Дневник

– Что читаете?

– Испанскую литературу люблю.

– Хотите конфету?