Юрий берёт конфету, закрывает глаза и начинает беззвучно рыдать.
Я беру Юрия за руку.
– А вы кто по образованию? Расскажите, интересно же! У него ясный и чистый взгляд. Он ведь совсем молодой – Логинов Юрий, 51 года рождения, но уже лежачий больной, который совсем не может себя обслуживать. Памперсы и пелёнки…
У него нет никого в этом мире. К нему уже давно никто не приходит. Только книги его друзья.
– Я инженер-звукотехник.
Он первый, кого я увидела здесь с книгой. У него большие очки и тихая грусть.
– Вы откуда, ребята?
– Мы из Москвы.
– А у меня две двоюродные сестры из Москвы, – и называет их точный адрес вплоть до номера квартиры.
Ясное сознание.
– Юрий, а напишите мне письмо! А я вам напишу! Договорились? Расскажите мне про себя, а я вам про себя. Будем переписываться?! Я вам в следующий раз книг привезу!
Юрий закрывает глаза руками и начинает плакать.
Не выдерживаю, ухожу. Потом возвращаюсь:
– Вы меня не подведёте, напишете письмо? А то нам уже бежать надо.
– Адрес, дайте адрес!
– Оставьте письмо нянечкам, они передадут. Сейчас почта не работает. Я их предупрежу.
А он плачет и плачет.
Мы ушли. Потом ко мне нянечки подходили несколько раз – говорят, он на уши поднял весь дом: просил дать адрес, всё боялся, что письмо его до меня не дойдёт.
Прошло несколько дней, но он со мной всё это время. Я уже написала письмо и передала. В следующий раз привезу ему наши с ним фотографии, а ещё фото моей дочки.
Юрий, жду ответа.
Длинные коридоры, драные стены, едкий запах и бесконечные одиночество и боль.
– Ведь у большинства есть родственники?
– Да, но они почти не приезжают.
А их отцы, бабушки и прабабушки тихо угасают в этих стенах.
Они бродят по коридорам, словно привидения, не нужные никому. Даже самим себе.
Они рядом с нами, и мы сами виноваты. Мы – те, кто сдаёт родителей в дома престарелых. И живёт своей жизнью, налаживает дела, растит детей. У которых всё впереди.
После публикации мне посыпались письма и открытки.
– Нам, пожалуйста, что-нибудь из испанской литературы.
– Хм. Борхес?
– Нам жизнерадостного надо. Есть «Дон Кихот»?
– А вы кому дарите?
– Мы в дом престарелых везём. Одному старичку. На Донбасс.
И книжный закипел. Почти все продавцы бросили всё и пошли искать нам книги.
Мы ворвались в дом престарелых на огромной скорости и с ужасным шумом.
– Нам Логинова Юрия, пожалуйста!
Я иду напролом. Руки до пола оттянуты пакетами.
Пакетами писем и открыток со всего мира – Германии, Штатов, Австралии, Турции – для старичков и для Юрия персонально. А ещё книгами.
Сзади идёт Женя Луганский с тюками пирожных, конфет и пряников и пытается остановить мой паровоз.
Но куда там – угли уже засыпаны, и дым валит изо всех щелей.
Медсестра разводит руками:
– Где Логинов лежит? Даже не знаю.
– Я знаю – на втором этаже. Ведите нас. Налево.
Юрий был как в прошлый раз – с книгой.
– А мы к вам в гости. Помните меня?
Юрий не сообразил. А точнее, просто обалдел.
Я плюхнулась на пол рядом с его кроватью и начала вынимать письма. Письма, которые написали специально для него.
Вокруг образовался ковёр открыток, веер распечаток, и надо было куда-то уложить все эти конфеты и пирожные. А ещё надо рассказать про книги.
– Вы английский знаете?
Юрий, прикованный на вечность к этому месту, не имеющий никого и живущий давно своей внутренней жизнью, просто выпал из происходящего.
– Нет, я немецкий когда-то хорошо знал.
Два образования никуда не денутся.
– Ну как же так? Мне вот немка прислала письмо на английском.
– Переведите, пожалуйста. А можно булочку?
Юрий разговаривает фантастически интеллигентно. Словно профессор университета в его стенах. Мне как-то и неловко за свои вечные жаргонизмы.
Прямо там, на полу, начинаю читать письма со всего мира. Голова идёт кругом. Потому что слёзы стоят в глазах. А я читаю и читаю.
Одна открытка, вторая.
Господи, люди, вы себе не представляете, что вы сделали своими письмами.
Пока я устраивала на полу беспорядок, в комнату на инвалидном кресле въехал сосед Юрия.
Делаю знаки медсестре. Она полушепотом:
– Это Шаргородский Иван Иванович.
Я хватаю открытки Кордулы – замечательной женщины из Германии. Она прислала шоколадки и письма, в которых трогательно написала по-русски через интернет-переводчик о «приветах из Фрейбурга дорогому дедушке».
– Иван Иванович, а вам тоже письма.
Иван Иванович растерялся и мягко улыбнулся, пока его руки набивали сладостями, которых в доме престарелых просто не бывает.
– Ой, спасибо.
А ещё у меня был с собой ворох самодельных открыток из московского психоневрологического интерната № 18. Женя Бирман передала их для старичков. Все открытки разные, подписанные. Цветные бумажки, вырезки из газет. Видны нестыковки, как их переклеивали много раз, потому что сразу не получался ровный шов. Вырезаны красивые девушки, самолёты, цветы, арочки из бумаги. Открытки разукрашены. Сделаны с большой любовью и отдачей.
Когда у Евгении (которая купила планшет нашему Сереже) спросила про интернат, она ответила: