Здесь люди

– Помогает, присылает деньги, помощь?

– Нет, конечно, что вы! Она же далеко, а у нас здесь война, сложно ведь!

– А через кого-то?

Вдруг осеклась. Зачем, зачем это брякнула?

Баба Зоя нисколько не смутилась, она вообще очень позитивная и улыбчивая женщина:

– Ой, ну куда ей? Она же совсем далеко. Зато она меня по телевизору видела, звонит, говорит: «Мам, видела тебя!»

Можете себе представить, что она видела по телевизору? Коридоры из людей – «дорога жизни», бомбёжка непрекращающаяся, растяжки на жилых домах… И «двухсотые», «двухсотые», «двухсотые», как говорят военные.

Когда мы уходили, Баба Зоя вдруг:

– Ой, вспомнила, в Канаде живёт!

– А дети у неё есть?

– Конечно, внучка у меня. Там тоже живёт.

К сожалению, такие истории там не редкость. Когда дети просто бросили своих родителей и ничем не помогают. Решают свои проблемы у себя дома. Сложно же. Далеко. Война. Не передать.

На Донбассе осталось очень много пожилых. Упёртость некоторых не знает границ. И многих дети просто не смогли вывезти. И вставал выбор: либо оставаться с родителями, либо спасать себя и своих детей. Осуждать нельзя.

После этой публикации многие мне написали, что зря я так на всех накатила. Другие, наоборот, гневно выражали мысль, что, мол, родители сами так воспитали своих детей, вот и получают результат.

Тысяча причин, почему не смогли вывезти родителей. Родители были хорошие, но дети поступают по-разному. Сложные психологические взаимоотношения, которые не описать ни в маленькой, ни в даже очень большой статье.

Нельзя вдруг взять и раздать людям ярлыки. Многие гневающиеся даже не подозревают, что если рядом с ними засвистит «Град», они позабудут обо всём на свете. Не только о своих родителях. Не догадываются, что могут совершить любую подлость, лишь бы выжить. Но, сидя в тепле и уюте, они думают о себе очень хорошо. Как и я, подчас слишком много берущая на себя.

Как бы я поступила, если бы мать и отец упёрлись? И шёл массированный обстрел, а у меня дочь?

Первомайск. Январь 2015 г.

А ещё есть старики, у которых никого не осталось, им деваться уже совсем некуда. Часто мне пишут, зачем я еду помогать старикам туда, если и у нас своих брошенных хватает? Ответ лежит на поверхности: потому что старикам Донбасса в тысячу раз хуже, чем нашим. Потому что во время бомбёжки многие из них просто физически не успевают дойти до подвалов и бомбоубежищ.

Они пережидают обстрелы, лёжа на полу, накрывшись подушками. Некоторые сидят в ванной или в дверных проходах, чтобы стёкла не посекли их насмерть. И почти все говорят одно и то же: молодость с одной войной, старость и смерть – со второй.

Психоневрологический интернат

Среди длинных цепочек историй и людей, которые не могут никуда деться из зоны боевых действий, отдельно стоят люди нездоровые. Нездоровые психически. Мы не помним об их существовании. Психи – кому они нужны?

В моей жизни они тоже были где-то там. Далеко за чертой. А война вдруг подвела меня к этой черте. Хотя война и политика к их бытию не имеют никакого отношения. Эти люди просто вне подобных рамок. Но они люди. И они хотят жить. И они могут оказаться расходным материалом в политической игре. «Сами виноваты. Надо было уезжать» – эта фраза, которая стала мантрой, стала ужасом. И вот на неё ответ.

В подобных интернатах своя жизнь. Свои взаимоотношения. Бывает, что там люди сходятся и живут парами. Они любят, прощают.

«Тоже люди»

24 августа 2015 года

Дневник

Мы въезжаем на бусе на территорию интерната.

Впереди бежит молодой человек и показывает, куда ехать, делая знаки руками: мол, следовать за ним.

По походке парня подумала, что что-то не так. Но Женя луганский, уставший от каждодневного руления, таскания, закупок-погрузок, поехал вслед. Пока мы кружили по территории, стали подтягиваться разные люди.

– Сигареты есть?

Они бегут рядом с машиной, мы же ищем вход, не успевая остановиться и ответить.

У непонятного хозблока на стуле сидит полная женщина в белом халате.

Она почему-то нас спрашивает:

– Вы из похоронного бюро?

– Нет, мы гуманитарную помощь привезли.

– Вам туда.

И показывает в сторону противоположную той, куда нас вели.

Юлия Петровна, и. о. директора интерната, оказалась молодой и красивой девушкой.

– Пойдёмте, покажу, что у нас тут где.

– Давайте мы, может, сразу всё выгрузим?

Интернат большой, и «воспитанников» много. На улице только мужчины. Всех возрастов. Пока разговаривали, они нас обступили со всех сторон.

– Можно сфотографироваться? А меня сфотографируйте?

Почти все, кто подходил, спрашивали либо деньги, либо сигареты, либо сладкое. И все, завидев фотоаппарат, мгновенно начинали позировать.

Вокруг меня образовался улей.

– А покажите фотографии?

И радуются, как дети, увидев себя на маленьком экране. Хотя, пожалуй, им был интереснее сам процесс.

В интернате лежат шизофреники, эпилептики, мужчины и женщины от 18 лет, страдающие различными отклонениями – как умственными, так и физическими. Спектр широк, от лежачих до вполне вменяемых в определённой степени людей.