Я повернулась на сиденье, чтобы взглянуть на тетушку Фелисити. В защитных очках ее глаза казались огромными, словно у совы, и она кивнула мне, словно говоря: «Да, это все правда, каждое слово».
Мои глаза защипало от слез. Я больше ничего не хочу слышать. Я закрыла уши руками, но не смогла заглушить слова тетушки Фелисити, просачивающиеся по слуховой трубе.
– Флавия, послушай. Это не все… ты должна выслушать меня!
Я не могла проигнорировать командные нотки, внезапно прозвучавшие в ее голосе.
– Предатель, с которым должна была разобраться твоя мать, исчез. Политическая ситуация стала слишком опасной, чтобы оставаться в Сингапуре. Она собиралась домой… через Индию и Тибет. Но… за ней следили. Кто-то ее предал.
Мой мозг оцепенел. Черные мысли забушевали, словно волны в темном море.
Харриет убили? Я думала об этом и раньше, но отбросила эту мысль как абсолютно невероятную. Но разве не это подозревает министерство внутренних дел? Поэтому сэр Перегрин Дарвин так неожиданно появился у наших дверей? Убийца еще на свободе?
Мне хотелось свернуться в позу зародыша и умереть.
Голос тетушки Фелисити нарушил мою агонию.
– Ты без сомнения слышала о МИ-5 и МИ-6?
Я умудрилась кивнуть.
– Что ж, тогда должна знать, что есть МИ с номерами вплоть до 19 и больше. Есть отдел с такими большими номерами, что даже премьер-министр о них не знает.
Теперь в трубе стало тихо. О чем она говорит?
На земле ты словно жук на ковре, каждую крошку принимающий за замок. Но отсюда у тебя совсем другой взгляд на вещи. Можешь видеть намного дальше.
Вероятно, намного дальше, чем хотел бы.
Я слабо махнула рукой, давая знак тетушке Фелисити, что я слушаю и понимаю ее слова.
Увидев мою руку, она продолжила:
– Нам, де Люсам, доверена… вот уже триста с лишним лет… величайшая тайна королевства. Некоторые из нас на стороне добра… другие нет.
О чем говорит эта женщина? Она сошла с ума? Неужели я наедине в воздухе с человеком, которого следовало бы запереть в «Колни Хэтч»[15]
?И еще, она же управляет «Голубым призраком», не так ли?
Я снова вспомнила, как спросила отца, как выглядит Букшоу с воздуха, и он ответил: «Спроси тетушку Фелисити. Она летала».
Я предположила тогда, что она летала с кем-то еще и была пассажиром. Но слова отца надо было воспринимать буквально.
– Ты слышишь, что я говорю, Флавия?
Тетушка Фелисити опустила дроссельную заслонку, и грохот «Голубого призрака» превратился в шепот. Теперь слышалось только завывание ветра, на фоне которого сквозь слуховую трубу с треском донесся ее голос, еще более настойчивый.
– Нам нужно садиться. Времени больше нет. Но перед тем как мы начнем снижение, ты должна понять: с этого дня от тебя будут ожидать многого. Многое тебе уже дано. Во многом твое обучение уже началось.
На меня медленно снизошло понимание.
Моя лаборатория… почти волшебство, почему у меня никогда не кончались мензурки и свет…
Кто-то этим занимался.
– Ты не должна говорить об этом ни с кем, кроме меня, и только когда мы не дома и совершенно одни.
Весь смысл ее слов обрушился на меня теперь, словно приливная волна. Сестра моего отца руководила моей жизнью много лет – может быть, всегда.
С огромным усилием я вцепилась в борта кабины и повернулась на сиденье, чтобы посмотреть тетушке Фелисити прямо в глаза – или, по крайней мере, в очки.
Теперь нас несли только порывы ветра, и было такое впечатление, что мы несемся верхом на урагане.
Медленно, но очень взвешенно я подняла правую руку и показала ей большой палец в жесте, который заставил бы гордиться Уинстона Черчилля.
И тетушка Фелисити ответила мне тем же.
Секундой позже она включила двигатель на полную мощность, и мы начали снижаться к земле.
Когда мы проскользнули над Бишоп-Лейси, по теням я определила, что уже хорошо за полдень, и увидела, что по обе стороны дороги около Святого Танкреда припаркованы машины.
Не успели колеса нашего самолета коcнуться чертополоха на Висто, как в отдалении показался Тристрам Таллис.
Тетушка Фелисити выключила зажигание, и мы обе выбрались на крыло. Я уже сняла шлем и подождала, пока она снимет свой.
На один краткий миг мы оказались снаружи и наедине.
– Сэндвичи с фазаном, – выпалила я, рискуя всем.