Здесь ради торта

Моя мама, Сиенна и ее стайка из трех подружек невесты приезжают ровно в пять вечера. Я слышу, как они в холле вставляют ключ-карту и перетаскивают свой багаж. Две подружки невесты — подруги детства, одна — соседка по комнате с колледжа, и со всеми я хотя бы раз встречалась, но не помню в подробностях. Я старше Сиенны на четыре года, но, когда мы росли, мне казалось, что разница исчисляется в световых годах. Она перешла в старшую школу, а я из нее выпустилась. Она начала учиться в колледже, а я недавно его окончила. Для моего брата, родившегося через три года после Сиенны, разница еще больше. Иногда Спенсер кажется мне дальним родственником. Я живу на другом конце страны почти половину его жизни. Это очень много, если учесть, что он не помнит свои первые пять лет.

Я жду в нескольких футах в гостиничном номере, когда дверь распахивается. Первой входит Сиенна, которая выглядит так, словно только что с подиума, а не после четырехчасового перелета. Ее недавно высветленные блондинистые волосы закручены в самый удручающе идеальный беспорядочный пучок. Ее черный шелковый ромпер, вероятно, мягкий, но также не позволяет воспользоваться туалетом в самолете. На белом поясе, обмотанном вокруг ее тела, золотыми буквами написано «Невеста».

Стильно.

Моя мама и остальные члены команды подружек невесты входят следом за ней. Мы обнимаемся, целуемся в щеки, заново знакомимся (Рен, Марен и Фархана), а затем я с затаенным дыханием наблюдаю, как Сиенна входит в гостиную. Из окон номера открывается вид на гору Кеймелбек и заходящее солнце, но она смотрит на декор. Этот момент — ужас, смешанный с отвращением, можно снять на камеру, но я оставила телефон в спальне. Палома будет злиться, что я не запечатлела эту реакцию, чтобы она могла над ней посмеяться.

Сиенна приходит в себя, тяжело сглатывает и заставляет свои губы оттенка лепестков роз улыбнуться.

— Пейсли, — говорит она, — я должна была догадаться, что ты так занята работой, что поручишь подготовку другому человеку.

Она обнимает меня, и мне кажется, что это объятие призвано утешить, как будто она говорит: «Ты не виновата, что это место выглядит как фестиваль голых сосисок. Это все те надоедливые извращенцы, которых ты наняла».

Не знаю, что такого в этих объятиях, а может, это и не объятия вовсе. Может, дело в том, что я пол, а она стоит на мне в этих сандалиях от Гуччи, но я открываю рот и признаю:

— Это моих рук дело.

Она отступает назад, осматриваясь широко раскрытыми карими глазами, и я почти чувствую себя неловко из-за этой штуки со стилем с пенисами. Она поднимает левую руку, чтобы убрать прядь волос с глаз, и грушевидный бриллиант размером с каплю слезы мифического великана ослепляет меня своим блеском.

Неважно. Никаких сожалений.

Я жестом обвожу комнату, смотрю на подружек невесты и маму, которые стоят сбоку гостиной и ждут, когда сестра подаст знак.

— Сегодня работа уходит на второй план. Эти украшения созданы благодаря тебе. И маминой кредитной карты, конечно же.

Этот прямоугольный кусок пластика с пятнадцатизначным кодом также оплатил номер в отеле и уже указан в счете за ресторан «Упрямая дочка», где мы заказали столик на вечер.

Это модный ресторан с красивым изумрудно-зеленым кафельным полом, фактурными стенами цвета слоновой кости и медными акцентами. Место с живой музыкой, здесь также подают полноценный ужин из высококлассной комфортной еды. Наблюдать за людьми тут очень интересно, и это моя любимая часть. Если я не увижу шестидесятилетнего миллионера, разбирающего группу двадцатилетних девушек, в поисках своей следующей бывшей жены, я захочу вернуть свои деньги. Позже, когда наши животы будут набиты, мы перейдем во второе место, чтобы выпить еще и потанцевать, если Сиенна этого захочет.

Моя мать берет соломинку в виде пениса и смотрит на меня. Я сдерживаю ухмылку. Не знаю, почему это так сильно ее оскорбляет. Фаллические фигуры есть во всех уголках повседневной жизни.

Например, кхм, самолет, на котором она прилетела в Скоттсдейл на выходные.

Ее глаза расширяются, обвиняя меня, как будто она говорит: «Ты знала, что делала».

Мой рот открывается, привычное извинение застревает в горле, но я проглатываю его. Я сжимаю челюсть, когда слова Паломы проносятся в моей голове, и понимаю, что не хочу извиняться. Я не хочу быть тряпкой. Я хочу пережить эти выходные, потом неделю на острове Болд-Хед и уехать обратно через всю страну, где мне придется видеться с сестрой и Шейном только по большим праздникам. Может быть. Я слышала, что Сент-Джон[xii] прекрасен на Рождество.

Сиенна приходит в себя и радостно улыбается.

Я чувствую облегчение, когда она воспринимает все спокойно. Я не стремилась испортить ее девичник, а лишь слегка надавить на ее кнопки.

Она достает надувной пенис из корзины с реквизитом и делает вид, что целует его.

— Правило номер один на эти выходные: не выкладывать мои фотографии с этой штукой!