Здесь так забавно…

Крылья сломались, когда еще воздух был пуст.
Кто мог сказать ему, что за плечами лишь груз?
Кто мог что-то сказать ему? —
Мы знали, что он впереди.
Я шепнул ему вслед: «Лети, мои — Ангел, лети!»

Мальчик, похожий на мага, слепой, как стрела,
Девственность неба разрушивший взмахом крыла.
Когда все мосты обратились в прах,
И пепел покрыл пути,
Я сказал ему вслед: «Лети, мой Ангел, лети!»

Я знаю: во всем, что было со мной,
Бог на моей стороне.
И все упреки в том, это я глух,
Относятся не ко мне.
Ведь я слышу вокруг миллион голосов,
Но один — как птица в горсти;
И я сжимаю кулак: лети, мой Ангел, лети!

ПОКА НЕ НАЧАЛСЯ ДЖАЗ

В трамвайном депо пятые сутки бал.
Из кухонных кранов бьет веселящий газ.
Пенсионеры в трамваях говорят о звездной войне…
Держи меня. Будь со мной. Храни меня,
Пока не начался джаз.

Прощайте, друзья, переставим часы на час.
В городе новые стены, но чистый снег.
Мы выпускаем птиц — это кончился век.
Держи меня. Будь со мной. Храни меня,
Пока не начался джаз.

Ночью так много правил, но скоро рассвет.
Сплетенье ветвей; крылья, хранящие нас.
Мы продолжаем петь, не заметив, что нас уже нет.
Держи меня. Будь со мной. Храни меня,
Пока не начался джаз.
Веди меня туда, где начнется джаз.

Совсем недавно при ленинградском обществе «Молодежь — за милосердие» организовалась рок-ассоциация «Братки». Президент ассоциации — Борис Гребенщиков, но роль президента у «Братков» отличается от роли «свадебного генерала». Ассоциация управляется триумвиратом — президент, вице-президент и директор. В одной из бумаг, разъясняющих «цели и задачи» «Братков», про президента сказано четко: «Ничего не будет делать — сместим!»

А почему рок-музыканты подружились с милосердцами? Во-первых, музыка «Братков» проповедует гуманизм и, следовательно, милосердие. Во-вторых, несмотря на выход из «андеграунда», рокеры считают, что они сами нуждаются в милосердии.

Как сообщила менеджер Светлана Скрипниченко, «Аквариум» создал творческое товарищество «Сестра», у которого довольно много планов: от издания книги сочинений Гребенщикова «Дело мастера Бо» до создания в Москве независимой телевизионной станции.

— Каковы дальнейшие планы?

БГ: — Так. Ладно. Вот я сейчас говорю совершенно серьезно, чего еще раньше не говорил. Дело в том, что возникло новое видение, возникло в феврале… Мы не можем больше играть ту музыку и петь о том, что раньше имело смысл. Происходит это, во-первых, из-за отделения Гребенщикова от «Аквариума», а во-вторых, Россия куда-то движется, и мы вместе с ней…

Мы сделали все, что могли, мы кончили этап, и после этого мы можем заниматься алхимией, но в этом есть что-то нелепое — заниматься алхимией, когда за окнами стреляют. И чтобы дальше что-то делать, нам было необходимо через что-то пройти. А видение было такое — мы все стоим перед стеклянной стеной и стараемся через нее пройти. Не всей группой, а по одиночке. И когда мы пройдем и посмотрим, кто прошел, кто не прошел, тогда мы сможем что-то сделать дальше. Путешествие на Запад как-то меня изменило, Мишку, Дюшу даже, наверное.

Так что сейчас эпоха смутная, все живые, играть всем хочется… Но при этом ток через нас не идет. Или идет очень редко, на каких-то только песнях. А старые песни играть нельзя. Надоело. Мы на положении партизанской бригады — ушли из городов, потому что там делать нечего; жить в лесу, быть может, и хорошо, но непонятно, зачем.

Поэтому, чтобы понять, что нам делать дальше, «Аквариум» играет сейчас очень специально называющуюся музыку, которая является частью великого общественного движения «Конь в пальто».

— А как музыка называется?

БГ: — … … …..!

— Да, так, пожалуй, мне не напечатать. Может, все-таки «фиг поймешь»?