Здравствуй, Чапичев!

— Постараемся, — не очень уверенно произнес следователь. — Видите ли, дело это нелегкое. Пока есть лишь подозрение, а доказательств никаких…

— И все же его надо найти, — повторил Чапичев.

Мы расположились на ночевку в классах, осторожно сдвинув к стене новые парты. С удовольствием растянулись на свежей, еще пахнувшей степным ветром соломе, положив рядом с собой винтовки. Сквозь дрему я увидел, что Яков поднялся и, взяв свою винтовку, направился к двери.

— Ты куда, Яша?

— Надо, — ответил он коротко.

Вернулся Чапичев уже на рассвете. Покряхтывая от усталости, улегся рядом со мной.

— Где ты шатался всю ночь?

— Надо было. Спи.

Но Каупинь не дал нам поспать. Прозвучала команда «Подъем!»

Несколько километров мы бодро, с песнями прошли по хорошо накатанной дороге. Вдруг Каупинь объявил, что отряду приказано штурмом овладеть большим селом Н. на подступах к Джанкою. Видно, взыграло ретивое сердце старого бойца, и он решил провести с нами военную игру.

По замыслу Каупиня мы должны были ударить по «противнику» с той стороны, с которой он нас не ждал. Мы, конечно, знали, что «противник» существует лишь в воображении Петра Яновича, знали, что в селе Н. нас вообще никто не ждал. Но Каупинь говорил обо всем этом так серьезно, так убежденно, что мы невольно поверили в существование бдительного, упорного «противника» и в необходимость «глубокого обходного маневра». Каупинь приказал отряду свернуть с дороги и повел нас по целине, по стерне, по бескрайней волнистой и зыбкой совхозной зяби. Часа три продолжался этот трудный марш-бросок. Мы были до крайности изнурены. Мокрые от пота, едва передвигали ноги. Страшно хотелось пить. Тем не менее, когда возле села Каупинь развернул отряд в цепь и крикнул: «За мной, в атаку!», мы очень быстро побежали за ним с криком «ура!». Откуда только взялись у нас силы!

Мы думали, что Каупинь будет в восторге от нашей боевитости, а он после «атаки» хмуро сказал:

— Хреновая у вас закалочка. Надо поставить на бюро вопрос о военной подготовке комсомольцев. Никуда вы не годитесь такие.

Вот тебе и на! Похвалил, называется.

Каупинь повел нас к сельскому артезианскому колодцу, разрешил утолить жажду, умыться и привести себя в порядок. Мне казалось, что ему даже смотреть на нас противно. Во всяком случае, вести нас таких дохлых в город он не пожелал. Мы столпились у колодца. Вода медленно текла из гнутой ржавой трубы, а нас было более ста человек. Кое-как Петру Яновичу удалось установить очередь. Я понял, что мне не скоро добраться до воды, и уселся у стены сарая. Яков куда-то исчез. Вернулся он минут через пятнадцать и тихо позвал меня:

— Пошли!

— Отстань. Сил больше нет. Садись отдыхай…

— Идем, не пожалеешь. Там тетка молока обещала. Холодного, из погреба.

Это было соблазнительно. Я поплелся вслед за Чапичевым.

— Вы куда? — окликнул нас всевидящий Каупинь.

— Мы сейчас, только оправимся, — крикнул в ответ Яков.

— Зачем ты ему соврал?

— Не беда. Скажи ему правду, так он не позволит. Он такой сухарь пересушенный… Не пойму, почему он ко мне придирается.

— Выдумываешь.

— Ничего не выдумываю. К тебе он не придирается, вот ты и говоришь… А меня позвал перед «атакой», протянул деревянную трещотку и сказал: «Чапичев, отдайте кому-нибудь винтовку, будете обозначать танковый пулемет». Я отказался. С какой это стати?

— Сам нарушаешь дисциплину, а валишь все на Каупиня.

— И ты туда же, — помрачнел Яков. — Не мог я отдать винтовку. Понимаешь, не мог.

— Представляю, как он рассердился.

— Такого рассердишь. На него ничего не действует. Только посмотрел на меня строгим взглядом и скомандовал: «Кругом, марш!» Я повернулся, но, видно, неправильно. Я же не знаю еще всех этих правил. А он командует: «Отставить!» и снова — «Кругом, марш!» Четыре раза возвращал меня, пока самому не надоело. Ну вот мы и пришли. Заходи, не стесняйся. Она добрая, эта тетка.

Тетка и в самом деле оказалась доброй. Встретила нас приветливой улыбкой:

— Заходьте, хлопчики, заходьте, дорогие. Смотри, как вас на военщине замордовали, бедненьких.

Голос у нее был грудной, певучий, голос степнячки-тавричанки. Она вынесла нам желтую глиняную кринку, покрытую бисеринками воды, и две щербатые фаянсовые чашки.

— Пейте на здоровьичко, родненькие. Может, хлебца вам? Ну как хотите. Пейте, пейте, у меня еще есть, не обедняю.

Мы пили холодное молоко, испытывая безмерное наслаждение, болтали о всякой всячине с доброй хозяйкой и любовались крохотными забавными цыплятами, которых водила по двору степенная, заботливая наседка.

— Чего это вы к осени цыплят завели, не поздно? — спросил Яков.

— Поздновато, конечно, миленький, — вздохнув, ответила женщина. — Но что поделаешь? Мы ведь только-только начали птицей обзаводиться.

— А раньше не держали?

— Почему же? Держали и раньше. Без этого в хозяйстве нельзя. Да ведь перегиб был. Забрали у нас все подчистую до последней цыплушки, — пояснила хозяйка.

— Да, перегнули, — задумчиво произнес Чапичев.