Здравствуй, груздь!

— Вероятно, можно это так назвать.

— Геля, а если я напишу что-то выбивающееся из рамок моего жанра, ну, к примеру, лирическую повесть, вы бы взялись ее издать?

— Вы ее уже написали?

— Нет, пока только подступаюсь…

— Когда напишете, приносите — посмотрю. Но одной повести мало. Минимум две.

— Формат?

— Конечно. Ну и, честно говоря, пока у меня нет такой серии…

— А без серии нельзя?

— Сейчас нельзя. И потом, Федор Васильевич, мне неохота ссориться из-за вас с вашими издателями. Им ничего не стоит прихлопнуть мое издательство. Я предпочитаю жить с ними в мире.

— По крайней мере откровенно" — улыбнулся он. — И лестно.

— Что?

— Лестно, что из-за меня можно поссориться с издателями.

— Не прибедняйтесь, вы один из самых продаваемых авторов.

— А я к этому еще не привык! Радуюсь как идиот!

Боже мой. Геля, надо что-то делать с вашими ногами!

— Что это значит?

— У вас очень изящные сапожки, но они годятся разве только для торжественных совещаний, а не для романтических прогулок по Петербургу. Не тот климат, не то время года.

— В самом деле, я как-то не подумала… И что вы предлагаете?

— Взять такси, поехать в магазин и купить какие-нибудь опорки.

— Именно опорки? — рассмеялась она.

— Конечно, причем на номер больше, чтобы проблем не было. Что-нибудь типа бот «прощай, молодость». Помните такие были?

— Еще бы! С пряжечками, фетровые, моя бабушка такие носила. Но вы полагаете, что я это надену?

— Наденете, наденете! Ноги заболят на каблучищах. Кстати, надо купить еще теплый платок!

— Клетчатый?

— Можно и клетчатый или темно-бурый.

— Хотите сделать меня похожей на колхозницу времен нашего детства?

— Хочу!

— Зачем?

— Может, тогда мне будет легче с вами рядом! — очень серьезно произнес Федор.

— А так вам со мной трудно?

— Нет, не трудно, а почти невыносимо! Но в то же время я чувствую себя совершенно счастливым.

Они приехали в большой обувной магазин и купили вполне приличные теплые ботинки без каблуков, на толстой подошве. Разумеется, они не подходили к ее костюму и к пальто тоже, но были удобными и уютными. Федор рвался заплатить за них, но Ангелина отказалась наотрез. В соседнем магазинчике был куплен пестрый шерстяной платок.

— Вот теперь вы нормально экипированы.

— А у вас у самого голова не отвалится от ветра?

— У меня в кармане кепочка. Мака требует, чтобы я носил… — Он смешался и покраснел. — Геля, поехали обедать! Умираю с голоду.

— А я уже умерла, и никуда ехать не надо. Вон там какое-то заведение. Тем более что я по вашей милости в таком виде…

Заведение оказалось вполне симпатичным.

— Водки выпьем?

— Выпьем, только немножко, а то меня развезет.

— Да? Это интересная информация. Тогда я к вам нагряну в Москве с большой бутылкой водки.

— И что? — усмехнулась она, да так, что у него во рту пересохло.

— Геля, не шутите с огнем!

— Да бросьте, Федор Васильевич! Эти игры не для меня!

— Глупости, эти игры для всех, кто еще жив. Для любого возраста. Вот у меня дядька в Екатеринбурге. Ему семьдесят, и он по уши влюблен.

— А сколько лет его даме?

— Немало, под шестьдесят, наверное.

— Она тоже влюблена?

— В том-то и драма, что он не уверен.

Она решила увести разговор от опасной темы и спросила:

— Федор Васильевич, а кто вы по первой профессии?

— Геолог.

— Ах да, да, вы же рассказывали на смотринах, очень занимательно. Но, насколько я поняла, вас мотало не только, так сказать, по долгу службы?

— Совершенно верно! Я по натуре вообще-то бродячий пес, в какой-то момент вдруг срывался, ехал куда-то, а когда геология у нас практически развалилась, я работал на приисках, даже месяца два бичевал во Владике. Меня ограбили в день, когда я должен был возвращаться в Москву, ни билета, ни денег, ни жилья… Весело было… А вот как начал писать, сразу осел, никуда даже и не тянет. А вы? У вас какое образование?

— Педагогическое. Но преподавать я не в состоянии, ненавижу любые учебные заведения. Лютой ненавистью!

— Зачем же вас понесло в пединститут?

— По глупости. Влюбилась в препода из этого института, он жил в соседнем доме и гулял с потрясающей черной овчаркой. Даже не знаю, что меня в нем привлекло, подозреваю, что овчарка, больше я нем ничего хорошего не было.

— Вы это выяснили эмпирическим путем?

— Разумеется.

— Первая любовь?

— Да что вы! У меня не было проблем с развитием. Да и не любовь это была, а так, каприз, легкая влюбленность…

— В овчарку? — засмеялся он.

— Наверное. Собака была и впрямь потрясающего ума и благородства. Хозяин ей в подметки не годился.

— У собак бывают подметки? — рассмеялся он.

— Бывают, представьте себе. Я сама привозила резиновые сапожки для тойтерьера моей подруги.

Тогда их в Москве еще не было.

— Геля, — он взял ее руку в свою, — Геля, я полный идиот! — прошептал он хрипло.

— Я знаю, — тихо ответила она.

Это было их первое объяснение в любви.

— А еще я… — начал он.

— А еще вы авантюрист!

— Разве я мог бы писать авантюрные романы, не будучи хоть немного авантюристом? И потом, вы сами разве не авантюристка? Только отчаянная авантюристка может в наше время издавать исключительно изысканных авторов!

— Доигрывание покажет!

— Геля, почему вы согласились поехать со мной?