Здравствуй, груздь!

— Потому что чуть не сдохла с тоски на этом мероприятии. И вы застали меня врасплох своим безумным предложением! Еще десять минут — и я бы ни за что не согласилась, но в тот момент…

— И больше нипочему?

— Нет, — покачала она головой.

— Ладно, оставим эту тему. Итак, куда мы двинем отсюда?

— Понятия не имею. Вообще-то я люблю Новую Голландию.

— Решено. А вы дорогу найдете?

— Нет. Сто лет не была в Питере.

— И я. Лет десять, наверное. Но на улице уже совсем темно, сейчас нелучшее время для этого города.

— Да уж.

— А давайте приедем сюда на белые ночи.

— Ну это вряд ли.

— Почему?

— Вы думаете я второй раз соглашусь на подобное приключение?

— А чем вам тут плохо?

— Совесть нечиста, а я не люблю это состояние.

— Да бросьте, что плохого в том, что мы погуляем по улицам? В такую погоду грехопадение попросту исключается! А впрочем… Может, зайдем в гостиницу, в «Асторию» например, вдруг там найдется свободный номер?

— Даже не думайте об этом! — холодно ответила Ангелина, хотя понимала, что он шутит, в глазах плясали такие черти…

— Я пошутил. Геля. Хотя был бы самым счастливым человеком, если бы… Но я все понимаю. Я еще этого не заслужил. Правда, если вспомнить мой подвиг во имя вас…

— Федор Васильевич, оставим это.

— Вы так свято блюдете Макины интересы?

— Дело не в Маке. А вообще, давайте-ка поедем отсюда в аэропорт. Так для всех будет лучше. Вернемся сегодня домой и…

— Ни за что! Сейчас еще только пятый час! Мы пойдем гулять, зря, что ли, покупали ботинки и платок! А в театр не хотите?

— Нет!

— Почему?

— Потому что после театра вы захотите ужинать.

— Вполне естественно. А вы нет?

— А после ужина вы вспомните, что у вас тут есть старинный приятель, у которого можно заночевать.

Нет уж! Так и быть, погуляем часика два — и домой.

— Ну что ж… Слово дамы закон. Хотя в Питере у меня нет никаких приятелей.

Перед тем как выйти на улицу, Федор спросил у швейцара, как пройти в Новую Голландию. Пока он с ним беседовал, Ангелина надела новый платок, повязала его и подумала: как странно, я никогда не ношу платков, а мне идет. Или не платок мне идет, а этот сорокачетырехлетний мальчишка? Легкомысленный и обаятельный. Он, похоже, совсем не любит Маку. Если женится на ней, оба будут несчастны…

В этот момент в ресторан ввалилась шумная компания.

— Федор Васильевич? Вы здесь? — раздался женский голос.

Федор оглянулся и увидел Алину, закадычную Макину подружку.

— Привет, какими судьбами? — спросил он, ничуть не смутившись.

— Да я тут по работе.

— Вот и я тоже!

— А вы один?

— Один! Зашел поесть.

— А когда домой?

— Когда освобожусь! Привет, мне пора!

И он вышел на улицу.

Алина могла бы поклясться, что какая-то тетка в платке вылетела пулей на улицу. Но вряд ли это дама сердца, очень уж вид у нее неказистый. Она даже предположить не могла, что это Ангелина. А та действительно поспешила уйти. Иначе Мака через десять минут узнает, что их засекли вместе в Питере.

Ее тошнило от самой себя.

— Кто этот тип? — спросила у Алины одна из ее спутниц.

— Федор Головин.

— Головин? Писатель?

— Ну да.

— Что ж ты молчала, я бы взяла у него автограф, обожаю его романы!

— Хочешь, догоним и попросим?

— Неудобно!

— Еще как удобно! Пошли скорее!

Они выбежали из ресторана. Алина умирала от любопытства, с кем это обедал престарелый жених ее подруги. Но его уже и след простыл.

* * *

— Геля, куда вы так мчитесь, на пожар?

— Я не знаю, это так удивительно неприятно…

— Да бросьте! Вас наверняка не опознали!

— Все равно!

— Нет, не все равно, и вообще, мы ничего плохого не сделали, даже ни разу не поцеловались!

— Еще не хватало!

— Мне, например, очень этого не хватает! Давайте исправим этот недочет.

— Отвяжитесь!

— Ну чего вы шарахаетесь! Ладно, не будем целоваться! Не хотите, не надо. Думаете, это большая честь — целоваться с такой кулемой?

— С кулемой? — ахнула Ангелина.

— Конечно, в этом платке, без каблуков — типичная кулема.

Она вдруг издала какой-то странный звук, отвернулась и заплакала.

Он пришел в ужас и кинулся к ней:

— Геля, Геля, простите, ради бога, простите, я не хотел вас обидеть, я пошутил. Геля, Геля!

И вдруг до него дошло — она вовсе не плачет, она умирает со смеху. Странная особа, или это у нее истерика?

— Фу, как вы меня напугали, чего вы смеетесь, что уж такого смешного я сказал?

У нее от смеха уже лились слезы, она даже начала задыхаться. Он взял ее за плечи и встряхнул:

— успокоились?

— Да!

Он смотрел на нее. От смеха она странным образом преобразилась и помолодела. Глаза сверкали, и она была сейчас так хороша, что он не удержался и поцеловал ее. Она не только не оттолкнула его, а ответила на поцелуй. У него голова пошла кругом.

И в этот момент повалил снег! Крупные мокрые хлопья мгновенно отгородили их от остального мира.

Они стояли и целовались, пока хватало дыхания.

— Ну все, все, — пробормотала она, высвобождаясь. — Смотрите, снег как в последнем акте «Пиковой дамы»!

— Ох уж эти литературно-оперные ассоциации!

Они как-то не вяжутся с кулемой.

— Ну и пусть!

— А можно узнать, чего вы так веселились?

— Нельзя!

— Почему? Это страшная тайна?

— Вот именно! В такой снегопад мы не улетим!

— А поехали поездом!