Здравствуй, Ходжа Насреддин!

Сановники(хором). Никто не осмелился! Никто!

Эмир. Поистине она прекрасна!

Сановники молчат, в смущении поглаживая бороды.

Вы слышали? Мы трижды восхвалили ее красоту!

Длиннобородый мудрец(робко оглядываясь).

Поистине меж звезд она
Блестит, как полная луна!

Мудрец в непомерной чалме(подхватывает).

И вьется черная коса,
Как хвост коня Дуль-Дуль-Ата!

Кальянщик.

Так тонок стан, что муравей
Мог позавидовать бы ей!

Мухобой.

И брови словно два крыла
Взлетающего вверх орла!

Длиннобородый мудрец.

Как чернослив ее глаза!

Мудрец в чалме.

И веки точно бирюза!

Кальянщик.

Ресницы как колчаны стрел!

Мухобой.

И лоб, как луковица, бел!

Длиннобородый мудрец.

И голос тоньше бубенца!

Мудрец в чалме.

И щеки слаще леденца!

Кальянщик.

И шея персика нежней,
Чуть бьется жилочка на ней.

Мухобой.

И рот, как пуговица, мал,
И губы алы, как коралл!

Длиннобородый мудрец.

И снега грудь ее белей,
Две спелых вишенки на ней.

Мудрец в чалме.

И плечи…

Эмир. Довольно! Это мы слышали столько раз, сколько у нас в гареме жен! Неужели вы не можете придумать ничего нового? И за что только мы платим вам жалованье, о уминатели тюфяков, поглотители пищи и набиватели своих бездонных карманов!

Вбегает рябой стражник, падает ниц перед эмиром.

Рябой стражник. Пусть повелитель прикажет рубить мою голову!

Бахтияр. Что случилось?..

Рябой стражник. Проклятый Ходжа Насреддин… Он переоделся женщиной и выскользнул у меня из рук!

Эмир(грозно обводя глазами сановников). Когда же мы наконец увидим на блюде голову этого возмутителя спокойствия?

Сановники молчат.

Кто повелитель Бухары? Кто повелитель Бухары? Мы вас спрашиваем! Мы или он, этот презренный Ходжа Насреддин? Кто повелитель Бухары? Мы – эмир или он – эмир? Вот скоро прибудет Гуссейн Гуслия, мудрец, которого мы выписали из Багдада! И тогда горе вам! Он…

Слуга(вбегая). Хвала средоточию вселенной! Во дворец прибыл Гуссейн Гуслия, мудрец из Багдада!

Эмир. Зови!

Вбегает Насреддин, волоча, за собой в поводу ишака.

Насреддин(падая ниц). Приветствую великого эмира. Я спешил день и ночь, дабы предупредить эмира о страшной опасности… Пусть эмир скажет, не входил ли он сегодня к женщине?

Эмир. К женщине? Сегодня? Нет, мы лишь собирались…

Насреддин(с неподдельным облегчением). Слава Аллаху! Слава Аллаху, что я успел вовремя!

Эмир. Подожди, Гуссейн Гуслия! Ты говоришь что-то непонятное…

Насреддин. Да будет повелителю известно – ночью звезды расположились крайне неблагоприятно для него! Я исследовал звезды, вычислил их и узнал, что, пока не изменится расположение звезд, эмир не должен касаться женщины, иначе ему грозит…

Ишак, увидев возле эмира вазу с фруктами, сунул в нее свою морду. Сановники в ужасе и негодовании воздели руки. Кальянщик и мухобой схватили ишака за хвост, чтобы его оттащить.

Что вы делаете? Остановитесь! (Падает ниц перед ишаком.) Да не прогневит высокорожденного султана поступок этих невежд!

Эмир. Султана? Какого султана?

Насреддин. Пресветлый эмир видит перед собой не ишака, а самого Абдуллу-абу-ибн-Муслима, великого султана Египетского. Поистине участь его горька, а история столь удивительна, что ее следовало бы записать кончиком иглы в глубине глаза!

Эмир. Так поведай же нам, Гуссейн Гуслия, поведай скорее его историю! (Придвигает ишаку вазу с фруктами.)

Насреддин. О повелитель, семь лет назад, исследуя звезды, я увидел однажды, что три звезды Аль-Гафр, означающие покрывало женщины, противостоят двум звездам Аль-Иклиль, означающим корону. Вычислив их, я пришел к выводу Кабз-уль-Хоридж, который указывает на ослиные уши и плети. И понял я, пылинка в лучах славы властителей, что ослиные уши и плеть угрожают носящему корону, если он коснется покрывала женщины…